Название: Однажды в Португалии
Размер: драббл, 916 слов
Пейринг: Ганнибал Лектер/Уилл Грэм
Категория: слэш
Жанр: романс, флафф
Рейтинг: G
Предупреждения: каннибализм

Если бы кто-то спросил Уилла Грэма о том, что он подразумевает под словом «счастье» пару лет назад, он бы лишь недоуменно посмотрел на своего собеседника. Профайлер ФБР со сворой собак, полным отсутствием личной жизни и постоянными кошмарами о событиях, которые с ним никогда не происходили — разве этот человек может быть счастлив?

Но судьба решила иначе.

Фаро — курортный город на юге Португалии — одно из самых обычных мест для завлечения туристов, где так легко затеряться в толпе. Небо здесь голубое практически весь год, по утрам со стороны океана ветер приносит великолепнейший запах солёной воды, свежести и свободы.

Счастье Уилла выглядело как маленький двухэтажный домик недалеко от этого города. Недостаток пространства в нём компенсировался уютом; кроме того, на земле вокруг дома рос чудесный фруктовый сад. Уиллу нравилось вставать по утрам и идти туда, чтобы снять с деревьев несколько апельсинов и выдавить невероятно ароматный сок.

Казалось, жизнь в Португалии никогда не теряла красок: круглый год что-то цвело, распускалось, зеленело. Вот и сейчас, в преддверии Рождества, сад радовал глаз своей буйной пышной зеленью и прекрасными запахами жасмина и лимонного дерева. Только раскидистый платан у порога напоминал о зиме обнажёнными ветками — он сбрасывал листья, и выглядел из-за этого одновременно и родным, и чужим. Здесь, в стране вечной весны, Уиллу то хотелось вспоминать о своей жизни в Америке, то нет.

Парусиновые брюки и рубашка — нехитрый костюм, но отлично подходящий для Португалии. Уилл имел семь таких комплектов — и больше ничего. О свитерах наконец можно было забыть: фланелевые рубашки, тёплые брюки, куртки — всё осталось в прошлом грузом с души, остатками былой осени, воспоминания о которой приносили боль. А лёгкая ткань, приятно льнущая к коже, звала к прекрасной реальности.

Утром было немного прохладно, но Уилл всё равно пошёл в сад босиком — дорожки здесь специально были вымощены для таких прогулок. Трава нежно ласкала обнажённые ступни, лишь усиливая чувство абсолютного покоя, поселившееся в душе Уилла. Несколько апельсинов на одном из деревьев он заприметил ещё во время вчерашней утренней экскурсии, и с лёгким восторгом сорвал их с веток. Сочные, светлые и ярко-оранжевые, они были похожи на маленькие солнца, и на вкус были словно концентрированный солнечный свет.

— Bom dia! Se você dormiu bem*?

— Você também. Bem, obrigado.**.

Ганнибал довольно улыбнулся — в этом солнечном мире темнота наконец исчезла из его улыбки — и подошёл к Уиллу, занимающемуся соком.

— Твой португальский улучшается с каждым утром, meu querido***. — Пальцы, одинаково великолепно умеющие сдавливать горло и перебирать клавиши на фортепиано, уже привычно скользнули в волосы.

Уилл немного подался назад и на мгновение блаженно прикрыл глаза. Ганнибал оказался бесконечно сентиментальным во всех вещах, которые касались Уилла, и, лаская его волосы, временами не удерживался от трогательного и неожиданно по-детски восторженного:

— Кудряшки.

Сердце Уилла в такие моменты сладко сжималось на миг и тут же начинало танцевать самбу, так любимую португальцами. Их отношения с Ганнибалом напоминали ему одну классическую русскую басню о льве и собачке. Он сам был той маленькой дворнягой, что заинтересовала величественного царя зверей своей готовностью умереть, но сделать это достойно и во имя благого дела, а Ганнибал, со своими аристократическими привычками и кровавыми увлечениями донельзя напоминавший льва, подарил собачке возможность показать зубы и сравниться с ним в мощи и стати. Вот только, в отличие от оригинальной истории, умирать они оба не собирались ещё очень долго.

— Что ты приготовил сегодня? — спросил Уилл с улыбкой, ощущая, как в груди расцветает целая вселенная цвета апельсинов из их общего сада, полная искренней и солнечно-тёплой любви к Ганнибалу.

— Классический английский завтрак, — в голосе Ганнибала прорезались те особенные нотки его сокровенного воодушевления, с каким он всегда говорил о еде. Уилл давно оставил попытки проникнуть во все тонкости ритуального поклонения процессу приготовления пищи, которым следовал Ганнибал, — он просто наслаждался плодами этих священных таинств так же, как вечерними прогулками по берегу моря наедине с Ганнибалом.

Уилл всегда занимался лишь соком — это не занимало много времени, и просыпался он обычно позже Ганнибала. А Ганнибал утром сразу же спускался на кухню и приступал к приготовлению чего-нибудь, что едят на завтрак в любой из стран мира, — рецепты и национальность блюд он всегда выбирал наугад, зная, что Уиллу понравится вне зависимости от того, на каком языке Ганнибал произнесёт название и что оно будет означать.

— Звучит замечательно, — Уилл помолчал, наслаждаясь моментом, в котором сам воздух, казалось, звенел тихой радостью от этого успокаивающего тепла, от этой откровенной нежности, что дарил ему Ганнибал, больше не боявшийся своей зависимости от Уилла. Уилл и сам перестал её бояться. — Завтра Рождество, знаешь?

— Разумеется, — Ганнибал пророкотал это, уткнувшись Уиллу в шею, и тот весело фыркнул, чтобы не рассмеяться — было щекоткно. — Я приготовил для тебя подарок…

Счастье Уилла само по себе было для него лучшим из подарков. Оно стало для него всем, научило быть стойким и принимать себя таким, какой он есть, оно стало его путеводной звездой и нашло для него дорогу к покою. Уилл ощущал себя Мастером, которому Маргарита подарила лучшую из вечных жизней — возможность быть рядом с любимым человеком, отдыхать и никогда больше ни о чём не беспокоиться. Счастье Уилла было таким простым — и одновременно сложным, таким близким, аккуратным, таким благородным… И неважно было, что бекон к завтраку был вовсе не из бессловесной свиньи, а из одинокой женщины лет тридцати, американки, которую объявили утонувшей в море — она облегчила Ганнибалу задачу, отправившись гулять в одиночестве по ночному пляжу, к тому же в нетрезвом виде решившись на заплыв в неглиже… Смерть ожидала бы её в любом случае. Это уже никак не трогало Уилла — он наконец понял, что самым важным для него всегда было его собственное душевное спокойствие. А рядом с Ганнибалом оно сохранялось будто само собой.

Счастье Уилла звали Ганнибал Лектер. И, несмотря на то, что Ганнибал был Чесапикским Потрошителем, Уилл любил его.

* — (португ.) Доброе утро. Как тебе спалось?

** — (португ.) И тебе доброе утро. Хорошо, спасибо.

*** — (португ.) Дорогой.

@темы: почеркушечки, трибблятство, Вот Так Фтука!, it's beautiful, platonically, Анатомикал, метафизикал, мужья-убийцы в тренде

---

Название: Сны
Размер: драббл, 407 слов
Пейринг: Ганнибал Лектер/Уилл Грэм
Категория: слэш
Жанр: дарк, ангст
Рейтинг: G

Только ночью можно понять насколько стар мир.

Сегодня с небес сыпали холодные пушистые хлопья увядающих облаков, а яркая полная луна освещала снегопад мертвенно-бледным синеватым оттенком, в котором снежинки казались то ли пухом убитых ангелов, то ли крохотными пятнышками на теле огромного тёмно-синего оленя. Напоминающего того, что посещал Уилла в видениях.

На узкой кровати было жарко, как в аду – кошмары наступали с новой силой, и Уилл уже не мог совладать с ними. Он видел чёрные провалы зловеще-бездонных глаз, следящих за ним откуда-то из темноты, слышал ледяной цокот оленьих копыт, отдающийся в доме с потусторонним эхом, чувствовал тяжёлое мощное дыхание исполинского зверя. Своего не то охотника, не то спутника – и боялся всего этого, беспомощно дрожа и сворачиваясь в клубочек от отчаяния. Футболка и трусы промокли насквозь, но не имело смысла их менять.

Ничто в этом древнем, доживающем последние тысячелетия мире, не имело смысла. И олень, наступавший на Уилла с непреодолимостью земного притяжения, знал это, как никто другой. Он родился намного раньше, чем этот мир и эта вселенная. И жил в каждом кванте материи ещё до начала времён, был создан до всего, чему можно дать определение.

Это был страх…

Судорожно вдыхая слегка спёртый воздух спальни, Уилл рывком сел на постели, испуганно вглядываясь в темноту перед собой. Она, сейчас казалась уже не такой пугающей. Как будто кто-то ещё более старый и влиятельный потеснил страх, заставил его отступить обратно за границу света и отдать практически пойманную добычу.

– Уилл, – раздался тихий шёпот совсем рядом, и разом накатило всепоглощающее облегчение. Точно само время, подгоняющее течение жизни, замедлилось, позволяя остановиться и успокоиться.

У Ганнибала были необыкновенно чуткие и нежные руки, особенно когда он прикасался к Уиллу, едва вырвавшемуся из когтей страшного сна, не боясь холодного липкого пота, и прижимал к себе. От этого Уилл начинал дышать глубже и тише, сердце постепенно возвращалось в нормальный ритм, и груз всего времени мира переставал давить на его плечи.

– Спасибо, – пробормотал он, уткнувшись Ганнибалу в грудь и снова медленно соскальзывая за границу бытия, в бессознательные видения.

Ему нечего опасаться, пока они вместе. И вдвоём они всё-таки поймают Чесапикского потрошителя, кем бы он ни был. Ганнибал не даст Уиллу пропасть в этом деле одному.

Уилл спал. За окном с тихим шёпотом ветра опускалось на землю белое мягкое одеяло, набитое пухом из крыльев мёртвых ангелов. Луна вновь начинала медленно уходить в тень от земли. Олень в подсознании Уилла шумно дышал, мягко ступая по подлеску.

В темноте, держа Уилла в объятиях, лежала сущность гораздо более древняя, чем любой из страхов.

Само зло.

@темы: почеркушечки, трибблятство, Вот Так Фтука!, it's beautiful, platonically, Анатомикал, метафизикал, мужья-убийцы в тренде

---

Название: Катализатор
Размер: мини, 2 068 слов
Пейринг/Персонажи: Нимфадора Тонкс/Сириус Блэк
Категория: гет
Жанр: романс, немного драма
Рейтинг: NC-17
Примечание: написано по заявкам с инсайда "И что-нибудь не очень печальное про взаимоотношения Сириуса с Тонкс или Андромедой)", "беспредельного и невозможного Сириус/Тонкс. Такого, чтобы крышу сносило. Не пвп. Или пвп. Или ау. Или что угодно."
Краткое содержание: Она влюбляется в Сириуса Блэка. С первого взгляда.

Нимфадора Тонкс считает себя достаточно взрослой, чтобы полагать, что пора горячей безответной любви для неё прошла. Она состоит в Ордене Феникса, работает под прикрытием в Министерстве, хорошо управляется со своими природными способностями метаморфа... В общем, Тонкс одна из тех волшебниц, которые находятся в магическом обществе на своём месте, знают и ценят это.

Тонкс — большая любительница подурачиться, она веселит своих друзей по поводу и без, но всегда помнит о том, что она — взрослая. И привлекательная, хоть и слегка неуклюжая. У неё есть пара друзей-авроров, отношения с которыми в любой миг могут перерасти из дружеских в любовные.

В общем, у Тонкс всё в порядке. А потом она влюбляется, и весь её мир летит к драклам.

Она влюбляется в Сириуса Блэка. С первого взгляда.

Вообще-то в него невозможно не влюбиться. Да, с одной стороны, казалось бы, в кого? Гроза волшебного мира — по версии газет — худой и измождённый, совершенно не похожий на себя самого со старых колдографий... Но в его глазах так много неожиданно живого пламени, что Тонкс невольно начинает подозревать дементоров в неравнодушии к первому сбежавшему из Азкабана преступнику. И влюбляется — в этот задорный огонь.

Телесно Сириус Блэк воскресает на глазах: отъедается на стряпне Молли Уизли, хорошеет, возвращая аристократический лоск, заново учится быть человеком — слишком много лет провёл в анимагической форме, прячась от дементоров, и, по его собственным словам, немного забыл, как это делается. Тонкс восхищается скоростью его адаптации и тихонько любуется им, обновлённым и помолодевшим: длинные волосы теперь всегда расчёсаны и красиво вьются, костюм выглядит дорого и опрятно... Сириусу необыкновенно идут усы — с ними он и вовсе смотрится как Дон Жуан.

Обаяние, затягивающее в свои сети решительно и сразу, — фамильная черта Блэков. У Тонкс в жилах тоже течёт их кровь, но с Сириусом, стопроцентным Блэком, ей, конечно, не тягаться. И она влипает в это обаяние, как глупая бабочка в таинственную паутину.

Сириус Блэк — как дорогие сигары; хоть Тонкс сама и не курит, она знает: никотиновая зависимость, помноженная на бесконечное блаженство, — идеальная смертельная страсть. Сириуса хочется всего и сразу, медленно и долго, а желательно — вечно. Когда Тонкс оказывается рядом с Сириусом, по её телу бегут сладостные мурашки — и всё валится из рук и неуклюжесть ещё громче заявляет о себе... Тонкс кажется, что все вокруг знают о её любви, что знает даже Сириус, но она не может подойти и спросить: смелости не хватает. Её ломает от недостатка человеческого тепла, ломает не на шутку, когда хочется прийти к любимому, броситься в ноги, обнять его колени и разрыдаться, моля согреть близостью душу. Но гордость и страх заставляют держать рот на замке даже тогда, когда хочется кричать.

Сириус Блэк — как звезда, в честь которой он назван. Так далеко и так близко, на расстоянии вытянутой руки — но там, куда тебе не добраться и за миллиард лет.

Сириус Блэк — её посмертный диагноз. И Тонкс не знает, какое зелье выпить, чтобы забыть это сладкое вязкое чувство, темноватой жижей стекающее от сердца в низ живота, заставляющее хотеть Сириуса и страдать, страдать, страдать...

***


«У любой химической и химикомагической реакции есть свой катализатор», — рассказывали когда-то давно на занятиях по зельеварению. Тонкс помнила это правило, потому что оно часто работало в реальности: натянутые отношения ждали повода, чтобы превратиться в конфликт, одно событие могло изменить жизнь, а небольшая ошибка одного аврора могла повлечь серьёзные последствия для всего Ордена Феникса. Ведь Фадж давно пытался поймать кого-нибудь из них на нелицеприятном действии — так ему хотелось втоптать доброе имя Дамблдора в грязь. Иногда его верные псы, разозлённые постоянными неудачами, могли и специально навредить членам Ордена.

Однажды на задании Тонкс столкнулась с такими людьми: её, преследовавшую одну из мелких пожирательских сошек, ранили свои. Парень, выпустивший заклинание, оправдывался, что это произошло случайно, но в его глазах не читалось ни капли раскаяния. Тонкс было всё равно: её больше волновала собственная волшебная аура, повреждённая неосторожным попаданием. Каждая попытка колдовать теперь отзывалась выбивающей дух болью. В Мунго пришлось лететь на метле, но и там развели руками: неделя на восстановление, курс зелий, до конца срока магией не пользоваться. И неожиданно из нужной и полноценной помощницы Тонкс превратилась в пленницу особняка на Гриммаулд-плейс.

Сириус, кажется, был только рад её компании. В первое же утро совместного «заключения», проводив членов Ордена по их делам, он потащил её кормить Клювокрыла и с жаром начал расспрашивать её о работе. Тонкс было приятно говорить о делах аврората, и она с удовольствием отвечала на вопросы Сириуса — даже рассказала пару забавных случаев, произошедших с ней и её напарниками.

Сириус от весёлого смеха молодел на глазах и травил байки про свои студенческие годы; тему Ордена Феникса они обходили стороной. Тонкс знала, что воспоминания об Азкабане притупляют сладкий вкус свободы для Сириуса — тем более, что свобода его была весьма условной: министерство по-прежнему искало его и угроза поцелуя дементора висела над ним дамокловым мечом. Однако Сириус не унывал: он сбежал вовсе не для того, чтобы проводить дни, топя себя в отчаянии и бутылке огневиски.

Тонкс, влюблённой по уши, оказалось неожиданно легко проводить время с Сириусом: она-то думала, что со стыда сгорит, если даже заговорит с ним. Но теперь она поняла, что именно этого ей и не хватало: добрых слов, разговоров ни о чём, радостного смеха — общения с Сириусом. И она сама себя лишала его.

Они вместе приготовили ужин, устроив сюрприз тем, кто ненадолго вернулся. Усталый Люпин благодарно улыбнулся им, Артур и Кингсли, по мере сил замещавшие выбывшую Тонкс, весь вечер шутили на тему её с Сириусом кулинарных успехов и предлагали попробовать себя в торговле стряпнёй. Но к ночи дом опять опустел, оставляя их с Сириусом в тишине и полумраке: злопамятный Кричер экономил на свечах.

Сириус сидел у камина, задумчиво глядя сквозь пламя, а Тонкс читала, забравшись с ногами в старое скрипучее кресло. Весёлый треск огня скрадывал мрачность дома, и в гостиной было уютно и тепло. Но Тонкс всё никак не могла всерьёз увлечься повествованием: её взгляд то и дело соскальзывал со строк на профиль Сириуса, глубоко ушедшего в себя и, казалось, вовсе её не замечавшего. Тонкс не знала, о чём он думает, и не хотела знать: это наверняка было что-то не очень приятное.

— Поосторожней с такими внимательными взглядами, а то дырку во мне проглядишь, — вдруг сказал он. Щёки Тонкс моментально вспыхнули алым — как и её волосы.

— Я не... — попыталась оправдаться Тонкс, но Сириус повернулся в её сторону, и несказанные слова растаяли на языке.

Он смотрел на неё с воистину собачьей тоской: от мутной серой печали в его глазах Тонкс и самой захотелось выть. Сириус выглядел усталым и потерявшим надежду — впервые Тонкс видела его реальные переживания. От привычного образа прежнего Сириуса остались одни осколки. Сейчас это был уже не тот юноша, покорявший с первого взгляда и привыкший к поклонницам. Сириус казался слишком старым для своих лет и глубоко несчастным.

— Милая моя Нимфадора, — сказал он с грустной, какой-то отцовской нежностью, и ненавистное имя из его уст вдруг показалось ей музыкой, — глупенькая девочка. Зачем тебе нужна жизнь с человеком без прошлого и будущего? Я вижу, как ты смотришь на меня, я ещё не настолько стар, чтоб забыть, как смотрят влюблённые девушки. Но поверь: тебе лучше обо всём забыть и поискать того, кто может дать тебе хоть что-то.

В первую минуту после его слов Тонкс ничего не сказала — только смотрела на Сириуса беспомощно и пыталась придумать достойный ответ. Он, конечно же, прав: её мама будет отнюдь не в восторге, если услышит, кого полюбила дочь. Да и связать себя узами магического брака с Сириусом сейчас нельзя: он числится в розыске и формально не имеет на это права. Сириус ничего не может предложить ей... Но она была Нимфадорой Тонкс и гордилась этим, а Тонксы — невероятно упрямые люди, всегда стоящие на своём.

Мысль родилась в сознании и сразу же удостоилась чести быть высказанной вслух.

— Ты, — ответила Тонкс, — ты можешь дать мне себя. Я хочу быть с тобой.

Уютный вечер заполнился неловкой тишиной. Для начала отношений, если их вообще начинать, прозвучавшие слова были слишком громкими — но Тонкс решила не прятаться ни от Сириуса, ни от себя самой. Сириус вздохнул и покачал головой:

— Ты не знаешь, о чём говоришь.

Он всё-таки изменился, поняла Тонкс. Теперь он никогда не станет считать себя способным на отношения. Но его аргументы казались слишком заурядными, чтобы действительно убеждать. Так может, он и не хотел от неё отказываться?.. Вязкая патока заполняла лёгкие и стекала вниз, заставляя тело затрепетать от желания сесть рядом, к Сириусу, и Тонкс вдруг стало наплевать на завтрашний день. Война грядёт — у неё может не быть второго шанса.

— Ты не сказал мне «нет».

Сириус удивлённо посмотрел на неё. Тонкс решительно отложила книгу и встала, по пути толкнув и опрокинув небольшую вазу, а Сириус предсказуемо не отодвинулся, когда Тонкс потянулась к нему и поцеловала.

Вкус у поцелуя оказался горьковатым от огневиски: за ужином мужчины позволили себе немного, а Сириус — чуть больше остальных, но Тонкс была потрясена тем, как Сириус, засомневавшись на мгновение, робко положил руки на её спину, поглаживая. Он, казалось, боялся спугнуть её и в то же время не знал, как заставить её уйти. Сириус хотел отдалиться и не создавать ей проблем — но Тонкс желала, чтобы он стал её проблемой.

Наконец она отстранилась, восстанавливая дыхание, а Сириус мягко улыбнулся и провёл рукой по её волосам.

— Ты рыжая, Дора, — прошептал он, и Тонкс ясно почувствовала: если бы она ещё не любила Сириуса, то полюбила бы его сейчас, так проникновенно он произнёс её имя — будто назвал вслух священное место.

— Это от радости, — шёпотом ответила она и снова потянулась к нему, но Сириус покачал головой и сказал:

— Идём.

Он встал, взял её за руку и повёл прочь из гостиной, наверх, в свою спальню. Тонкс почему-то на миг подумала, что спальня, должно быть, насквозь пропахла отчаянием. Но ошиблась. В комнате было темно, и чувствовалось, что Сириусу здесь спокойно. Глаза привыкали к льющемуся из-за неплотно прикрытых штор лунному свету, и Тонкс вздрогнула от неожиданного соприкосновения спиной с чем-то, похожим на трубу. Скользнув по этой «трубе» ладонью, она опознала деревянную опору балдахина. Аристократическая мебель, у её родителей была такая же.

Время потекло мимо них, обходя тот островок спокойствия, что они являли собой. Сириус не спешил, Тонкс тоже не торопилась, будто у них была целая вечность. Они целовались, лаская друг друга, и не спешили раздеваться, но Тонкс всё-таки начала расстёгивать пуговицы на его рубашке, и Сириус усмехнулся ей в губы, щекоча усами, а потом потянул вверх её футболку.

Тонкс подняла руки, чтоб ему было удобнее снять её, но мягкая ткань остановилась у её лица, едва слышно клацнула застёжка лифчика, и губы коснулись обнажённой груди. Тонкс ахнула и потащила футболку вверх, а потом, сняв её и болтавшийся лифчик, отбросила на пол и запустила пальцы в волосы Сириуса, вылизывающего её сосок. Его рука нежно мяла её вторую грудь, и у Тонкс начали подгибаться колени, когда вторая его рука скользнула по её боку и легла на ягодицу. Сириус прижался к ней, и Тонкс почувствовала бедром его твёрдый член.

Впервые секс у Тонкс был таким медленным и вдумчивым. Сириус поласкал её ещё немного и аккуратно уложил на кровать, а потом стащил с неё юбку и трусики. Тонкс раздвинула колени и смотрела, как Сириус снимает брюки.

— Ещё не передумала? — спросил он, отбросив брюки и трусы на пол. Его член слегка качнулся, и Тонкс сладко вздрогнула, представив его у себя внутри.

— Нет, — прошептала она и протянула руки к Сириусу, принимая его в объятия.

Он навис над ней и потёрся членом о её живот, а потом поцеловал — глубоко, заставляя тянуться за большим. Усы немного кололись, но Тонкс это нравилось, и она обняла Сириуса за шею, выгибаясь навстречу. Тогда Сириус поцеловал её в плечо и, направив себя в неё, толкнулся внутрь.

Тонкс вскрикнула: Сириус вошёл сразу, не слишком быстро, но и не медленно, и приостановился, позволяя ей немного привыкнуть. Но Тонкс хотела, чтобы он начал двигаться. Она обняла его за талию ногой и прижала к себе сильнее. Сириус мазнул губами по её губам и качнул бёдрами, потом снова, снова и снова, ускоряясь с каждым движением, пока не начал резко входить и почти выходить с каждым толчком. Тонкс стонала на грани крика, впиваясь пальцами в спину Сириуса, и жадно ловила его поцелуи. Реальность вокруг таяла, оставляя лишь кровать и их обоих на ней...

Наконец Тонкс негромко вскрикнула и сжалась, кончая. Сириус болезненно застонал и задрожал всем телом, последовав за ней. Он покачнулся, но удержался на локтях и наклонился, благодарно целуя и что-то шепча ей. Тонкс пришлось напрячь разморённое сознание, чтобы понять смысл его слов.

— Прости, я давно не...

Он извинялся за то, что кончил сейчас с ней. Тонкс представила, как его бывшие подружки, отойдя от оргазма, просили его продолжать, и подумала, что было бы неплохо в будущем попробовать и так.

— Глупости, ты замечательный, — прошептала она в ответ, и Сириус умолк, а потом снова поцеловал её.

На его губах играла счастливая улыбка. И в этот момент Тонкс чувствовала себя не менее счастливой.

@темы: почеркушечки, трибблятство, Вот Так Фтука!

---

Название: Прошлое и настоящее
Размер: мини, 1 496 слов
Пейринг/Персонажи: Сириус Блэк/Нарцисса Малфой, Плакучая Ива
Категория: гет
Жанр: романс, драма
Рейтинг: PG-13
Предупреждения: Инцест.
Краткое содержание: История одного волшебного дерева и двух влюбленных.

Если бы Плакучая Ива, сестрица Дракучей, растущая возле Чёрного озера, хоть на день стала живым существом, то весь этот день провела бы, оплакивая тех, кто когда-либо прятался в сени её ветвей от всего мира. Её слёзы почтили бы память худого некрасивого подростка с вечно свалявшимися, будто засаленными волосами, рыжей девчушки, любившей писать здесь стихи в красивой тетрадке совершенно немагической ручкой, измождённого жизнью и её испытаниями оборотня, проведшего под сплетением тонких веток не один вечер, рассуждая вслух, стоит ли поддаваться любви к симпатичной девушке-метаморфу, которой потом тоже не стало...

А ещё Ива вспоминала бы одну историю, которая разрывала её несуществующее сердце своей трагичностью. Только Ива знала, как несправедлива порой бывает к влюбленным судьба, делающая их неравными по статусу и по отношению к жизни, безжалостно разделяющая пары по враждующим факультетам...

И делающая их столь близкими родственниками, что о женитьбе не могло быть и речи.

***


Пятикурсникам Хогвартса вечные пятнадцать, в их головах дуют южные ветра, а в сердцах цветут маргаритки. Ива особенно хорошо знает этот возраст — обычно именно на этом этапе на берегу Чёрного озера появлялись новые лица. Записки у корней на клочках пергамента, свидания под покровом сумерек (и куда только профессора смотрят?), первые робкие поцелуи и кроткие признания... Романтика всегда овладевает молодёжью во время весенних дождей, когда природа, пробуждаясь от зимнего сна, украшает мир яркими красками — так же, как душу человека украшает любовь.

Кого-то из первых посетителей Ива знает, с кем-то приходится знакомиться, но это всегда в радость. Плакучая Ива каждый раз сговаривается со своим давним товарищем Ветром, и он шелестит что-то прекрасное, создавая благоприятную атмосферу для самых чудесных моментов — моментов первых сердечных встреч. Каждый из пришедших приносит с собой новую историю, и Ива безумно счастлива, что они щедро делятся с нею этим бесценным сокровищем — воспоминаниями.

Однажды, очень давно, под вечер к Иве пришла высокая худенькая блондинка. Ветер тихонько трепал её за галстук в полоску — чередующиеся серебристый и зелёный, значит, Слизерин. Ива знала о специфике факультетов, но для неё не было рамок в таких вопросах. Чувства искренние — и хорошо.

Девушка заметно нервничала: аристократическая осанка соседствовала со сложенными на груди — скорее всего, в попытке закрыться от худшего — руками. Иве уже стало интересно, зачем она пришла, как вдруг послышался звук быстрых отрывистых шагов. Кто-то со всех ног бежал к Плакучей Иве, едва не срываясь с крохотных каменных ступенек, ведущих к Озеру. Мальчик с длинными тёмными волосами, бойкий и стремительный, как молния. Ива узнала его — это был Сириус Блэк, один из самых отъявленных сердцеедов Гриффиндора.

Девушка встрепенулась и помахала ему рукой. Щёки её слегка заалели, дыхание участилось... Ива ласково провела веткой по голове девушки — она знала, как любовь тревожит юную душу, и хотела, чтобы это свидание для юной незнакомки прошло замечательно.

Сириус наконец оказался под защитой ветвей и — на памяти Ивы это было впервые, потому что он никогда не вёл себя так учтиво, — поцеловал руку девушки, предварительно слегка поклонившись.

— Здравствуй, Цисси, — сказал он тихо.

— Привет, Сириус, — ответила она, смущённо отводя взгляд.

Сириус же беззастенчиво рассматривал её, будто встретил впервые. А Ива поняла, кем была эта девочка. Из разговоров студентов она слышала о Нарциссе Блэк. Подождите минуточку, Блэк...

— Сириус, зачем мы пришли сюда? — спросила Нарцисса, прерывая затягивающуюся паузу.

Ива знала, как это бывает. Некоторые решительны и смелы в этом вопросе, другие — стеснительны и робки. Одни стараются быть быстрыми, другие растягивают процесс на долгие минуты. Иногда это бывает лишь один раз, в иных случаях — снова и снова... Поцелуи никогда не бывают похожими.

И, когда Сириус шагнул к Нарциссе и уверенно обнял её за плечи, целуя с жаром и нежностью, Ива взволнованно зашелестела листвой, опуская ветви пониже. Нарцисса вздрогнула, но тут же обмякла в руках Сириуса и прильнула к нему. Целовались они немного неумело, как и должны целоваться подростки, но от них исходили волны тёплой магии, похожей одновременно на морской бриз и летний дождь, при котором не исчезает солнце. Волны магии любви.

В тот вечер они не задержались надолго, но Ива чувствовала нотку нетерпения в этом свидании — скорее всего, они долго сомневались в себе, прежде чем признать свои чувства.

— Сириус, мы... Мама будет против, ты же знаешь, — прошептала Нарцисса, положив голову ему на плечо.

Сириус нахмурил брови и негромко ответил:

— Мне всё равно. Закончим школу и убежим. Мы сами себе хозяева, Цисси. Только мы.

— Пусть так... — теперь Нарцисса выглядела спокойной, будто все её мечты сбылись.

Как бы Ива хотела, чтобы так оставалось всегда...

***


Шли годы. Иву по-прежнему посещали ученические пары, но её любимчиками оставались Сириус и Нарцисса. Юные и порывистые, они отдавались своим чувствам с головой. Много вечеров они провели, сидя в обнимку у подножия Ивы и тихо разговаривая. Иногда Нарцисса приносила с собой книги, и тогда они готовились вместе к урокам или читали друг другу. Часто со стороны нельзя было понять, просто ли это друзья или же их связывает нечто большее, но Ива не позволяла никому мешать уединению влюблённых.

Месяц за месяцем они приближались к выпуску, и однажды Нарцисса, смеясь, сообщила Иве — конечно, думая, будто просто рассуждает вслух, — что начала подбирать фасон платья для свадьбы с Сириусом. А позже и сам Сириус рассказал, что купил волшебный мотоцикл у своего знакомого, Артура Уизли, и после выпускного они с Нарциссой сядут на него и улетят в Америку, чтобы там пожениться.

Ива была безумно рада — она обожала счастливые концы, и пусть Нарцисса была родственницей Сириуса, в чистокровных волшебных семьях этот случай не был таким уж исключительным. Но ни Вальбурга Блэк, ни мать Нарциссы не одобряли выбор своих детей. Так что побег был единственным вариантом и, уже продуманный, выглядел исполнимым...

Однако буквально перед самым выпускным на очередное свидание Нарцисса пришла, заливаясь горькими слезами. Лицо её немного опухло и покраснело, руки дрожали, а весь вид был таким несчастным, что Ива сразу поняла — случилось ужасное.

— Меня выдают замуж за Люциуса! — жалобно воскликнула Нарцисса, едва подоспел встревоженный Сириус.

— Когда это решили? — спросил посуровевший Сириус, прижимая к себе плачущую Нарциссу.

— Вчера, — всхлипывая, ответила та. — Мама вызвала меня домой через каминную сеть и сообщила лично. Церемония состоится за день до выпускного. Она что-то подозревает о наших планах, Сириус!

Сириус молчал. На его лице фактически отражались все мысли — он искал способ изменить судьбу. И нашёл.

— Давай улетим завтра ночью! — радостно предложил он, стирая слёзы с щёк Нарциссы. — Сдадим последний экзамен и сбежим! Нас никто не найдёт, а потом я напишу Джеймсу, и он попросит Дамблдора передать нам результаты наших экзаменов, если это понадобится. Всё ведь уже давно готово, теперь слово только за тобой!

Ива замерла в ожидании решения. Сириус предлагал то же, что и всегда, только немного раньше, но для Нарциссы это означало уже не просто побег из семьи — позор для родителей, уже договорившихся о замужестве. Нарцисса одновременно и хотела убежать, и не могла.

— А как же мой долг, Сириус? — слабо пролепетала она. — Нет, я не смогу бросить семью. Если бы не это соглашение...

— И ты позволишь долгу разрушить твою жизнь? — Сириус был полон яростного непонимания. — Это же Люциус! Тот самый Люциус, которого ты, помнится, называла излишне пафосным и напыщенным. Ты же сама говорила, что он — павлин, Цисси! Павлин!

Но Нарцисса, видимо, уже всё решила, хоть это решение ей, судя по выражению лица, было совсем не по душе. В следующий момент она просто развернулась и пошла обратно к Хогвартсу, ничего больше не говоря.

Весь оставшийся вечер Сириус провел в одиночестве под печальной Ивой, а ночью обратился в собаку и выл, выл, выл...

А потом была война.

***


Пепел последней битвы ещё витал в воздухе вокруг Хогвартса, когда к Чёрному озеру пришла Нарцисса Малфой. Она помогала восстанавливать повреждённый замок и много времени провела, бродя по пустым залам, усыпанным каменной пылью. Нарцисса была одной из лучших учениц профессора Флитвика и не смогла отказать его просьбе.

Люциус Малфой был пожизненно заключён в Азкабан — прошлое Пожирателя смерти не сошло ему с рук, и даже бурное меценатство не помогло. Драко удалось уберечь от тюрьмы — не без участия Гарри Поттера, конечно.

Нарцисса сама не знала, зачем пришла в этот вечер на Озеро. Она просто прогуливалась, отдыхая от первого рабочего дня, и вспоминала, как приходила сюда, будучи студенткой. Но что-то было явно не так, как раньше... И тут Нарцисса поняла.

Плакучая Ива погибла. От нее остался лишь обугленный пень — то ли шальное заклятие, то ли целенаправленное уничтожение. Волны почти бесшумно омывали оголившиеся корни, но тонкие ветви больше не касались воды. Нарцисса, чувствуя подступающие слёзы, достала палочку и произнесла:

— Репаро.

Ничего.

— Репаро!

Снова никаких изменений.

— Репаро! Репаро! Репаро!

Но Ива раз за разом не отзывалась на заклинание. Нарцисса в отчаянии отбросила палочку и осела на землю. Некстати вспомнилась недавняя новость в газетах — Сириус Блэк оправдан посмертно. А Беллатриса так и погибла от руки Молли Уизли — не её, Нарциссы, палочка выпустила в грудь сестры, убившей её любимого, смертельное проклятье.

Арка — неведомый артефакт в Отделе Тайн — поглотила тело Сириуса, и могилы у него не было. Всё, что он после себя оставил, — особняк на площади Гриммо. Ещё крестника, Поттера, но тот не очень-то рвался пообщаться с матерью бывшего врага, и Нарцисса не винила его за это. Вот только у неё ничего не осталось на память от Сириуса. А теперь не стало и Ивы.

Нарцисса обняла пень обеими руками и разрыдалась так же горько, как когда-то в далекой юности. В душе она знала, что миссис Малфой больше не существовало.

Осталась лишь испугавшаяся собственного счастья мисс Блэк.

@темы: почеркушечки, трибблятство, Вот Так Фтука!

---

Мини-цикл Сириус Блэк/Гарри Поттер

Название: Dreams end
Размер: драббл, 501 слово
Пейринг/Персонажи: Сириус Блэк, Гарри Поттер
Категория: джен
Жанр: ангст
Рейтинг: G
Предупреждения: АУ к концу седьмой книги.

– Авада Кедавра!

Сириус виновато улыбается уголками губ, когда зелёный луч попадает ему в грудь. Беллатриса всё-таки оказалась достаточно хороша, чтоб расправиться с ним. Гарри стоит рядом, и в его глазах испуганное непонимание, удивление, зарождающийся страх… Сириусу хочется сказать: «Не беспокойся, малыш, всё будет хорошо», – но он падает, и вдруг какая-то неведомая магия подхватывает его, затягивая в серость.

Сириус понимает, что находится в Арке, только когда посреди базальтово-серого пространства вдруг материализуется кровать, куда его бережно опускают.

– Спи, – шепчут над ним шелестящие голоса, – спи спокойно, Сириус Блэк.

В какой-то миг Сириусу хочется протестовать, спорить, сопротивляться – ведь там же Гарри! Что будет с ним?

Но голоса побеждают, и сон пушистым пледом опускается на его сознание, обволакивая мысли коконом лёгкого безразличия.

***


Сириусу снится Гарри.

В этих снах Гарри – самый умный и сильный маг в Англии; он отправляется на поиски крестражей и уничтожает их, находит Дары Смерти и побеждает Волдеморта. Гарри настоящий герой, он оправдывает все ожидания волшебного мира, возложенные на него, и становится аврором, чтобы добить Пожирателей окончательно. И Сириус им гордится.

Но в этих снах Гарри кричит по ночам, просыпаясь от кошмаров, в которых снова и снова видит смерть Сириуса. Он часто курит, сидя на чердаке дома на площади Гриммо, и редко встречается с друзьями. Гарри становится суровым и угрюмым.

Сириус тревожно мечется по кровати, когда видит, как Гарри бесстрашно бросается в опасный бой с загнанным в угол бывшим Пожирателем. Сириусу не нравится смотреть, как Гарри рискует собой почём зря. Но он ничего не может с этим поделать.

В этих снах Гарри не произносит имя Сириуса вслух, бодрствуя, только выкрикивает его скороговоркой, много раз, без остановки, когда спит.

Сириус ненавидит смотреть, как Гарри медленно превращается в солдата.

Но других снов у него нет.

***


Однажды что-то вокруг неощутимо меняется, и Сириус вдруг просыпается и садится на своей кровати. Его по-прежнему окружает серость, но сквозь неё пробивается серебристо-голубая ниточка и тянется к Сириусу, оплетая его запястье. На вид она кажется невесомой, но на ощупь осязаемая, даже твердая. И Сириус хватается за неё, чувствуя, как она мелко дрожит в пальцах, и идёт, идёт, идёт сквозь сумрачное марево. С каждым шагом всё труднее дышать, ноги предательски ноют, а голоса вокруг гудят, словно дикие пчёлы:

– Стой, Блэк! Стой – или умрёшь!

Но Сириус знает: он ни за что не останется здесь. Он обязательно выберется.

И когда туман рассеивается, Сириус поскальзывается и падает…

…прямо в чьи-то руки, тут же теряя сознание.

***


Первое, что Сириус понимает, когда приходит в себя, – он больше не в Арке. В глаза бьёт солнечный свет, где-то на периферии шумят нестройным хором людские голоса… И кто-то держит его за руку.

Сириус распахивает глаза и удивлённо смотрит на улыбающегося ему Гарри.

Да, это точно Гарри, но не такой, каким Сириус видел его вживую в последний раз. Этот Гарри слишком похож на того, с которым Сириус знаком по своим снам в Арке. Неужели?..

На попытку встать и сказать что-нибудь Гарри качает головой, мягко придерживает Сириуса за плечи и говорит:

– Лежи и отдыхай, всё будет хорошо.

Этому Гарри хочется подчиниться, и Сириус снова засыпает.

И впервые за долгое время не видит снов.

Название: Life begin
Размер: драббл, 924 слова
Пейринг/Персонажи: Сириус Блэк/Гарри Поттер
Категория: слэш
Жанр: ангст
Рейтинг: NC-17

Сириус смотрит на звёзды. Звёзды смотрят на Сириуса.

Целая неделя в мире живых – а Арка всё ещё здесь, рядом с ним, зовёт шёпотом из темноты, умоляя вернуться. Ночью с неба к себе манят знакомые до безумия голоса – хочется перекинуться в анимагическую форму и ответить им преданным лаем.

Вот только Сириус знает: Гарри не переживёт второй разлуки с ним.

Гарри – самый могущественный маг в мире на данный момент, великолепный аврор и сильный духом человек – по ночам всё ещё горько плачет во сне и зовёт Сириуса.

Сириус помнит, как Гарри не отходил от него ни на шаг круглые сутки. Всё то время, что Сириусу пришлось отлёживаться в Мунго, его пальцы сжимала крепкая мужская рука – давно уже не та юношеская ладошка, что была у Гарри на третьем курсе, но хватка осталась такой же цепкой, как и у его отца. «Собственник», – с нежностью думал Сириус и ободряюще сдавливал пальцы Гарри в ответ, наслаждаясь робкой улыбкой так быстро повзрослевшего крестника.

Пока Сириус отсыпался в Арке, Гарри возмужал и окончательно сформировал картину воспринимаемого им мира. А теперь Сириус слоняется по собственному фамильному особняку на Гриммаулд-плейс, не имея возможности уснуть даже на полчаса, и постоянно заходит в спальню Гарри, чтобы успокоить его сон.

После возвращения из мёртвых Сириус спал только один раз – в первую ночь, когда был в Мунго. С тех пор больше не получалось. Сириус ложится – и совершенно не чувствует желания заснуть. Может лежать сутки напролёт, но и благословенного чуда – долгожданного сна – не случится. Никакой усталости, никаких кругов под глазами. Просто нежелание спать. И присутствие Гарри не приносит успокоения, напротив, Сириусу становится всё тяжелее заставить себя хотя бы лечь.

День – пытка меньшая, чем ночь, но от этого она не перестаёт быть пыткой. Гарри смотрит на Сириуса, и в его взгляде всё: боль, любовь, радость, печаль… Как будто Гарри не может решить, какую сторону выбрать.

Сириус не знает, отчего между ними возникла эта странная неловкость, но, несмотря на то, что мысли, разделённые на двоих, ещё не облечены в слова, его магнитом тянет к Гарри – прижать, обнять, вдохнуть запах и прошептать: «Мой-мой-мой-мой-мой…». Гарри одновременно напоминает ему Джеймса и нет: внешне похож, но глаза другие, да и никогда не хотелось услышать от друга заветные «Я люблю тебя», нестерпимо больно грызущие его собственную душу изнутри. Не хотелось забрать боль Джеймса, втягивая в себя его аромат – смесь огневиски и боевой магии. Гарри пахнет так же, но отношение Сириуса к нему в корне другое. Больное, неправильное – но он так желает Гарри, что мышцы сводит судорогой предвкушения.

Однажды ночью Гарри особенно трясёт – в воздухе угрожающе стрекочут искры магии, кровать и комната ходят ходуном, но Гарри спит, и это медленно убивает.

Сириус слоняется вокруг, как неприкаянный, и осознаёт: пытка действительно изощрённая. Ему хочется, превратившись в пса, забраться к Гарри в голову, наброситься на чудовищ из его кошмаров и разорвать их в клочья. Гарри стонет – отчаянный ужас, смешанный с безумным горем, изливающиеся в одном надрывном звуке, – и Сириус готов закричать от бессилия. Что он может сделать для него?

Разум бьётся в агонии; жажда помочь, исцелить забивает все частоты мыслей, и в одном сумасшедшем порыве Сириус падает на колени возле постели Гарри и целует его. Белый шум возникает на месте нестройного гомона голосов практически сразу, и ошеломлённый Сириус даже не чувствует вкуса поцелуя.

Разум засыпает.

Просыпается Гарри.

Этот Гарри уже не из снов – Арка отступила из сознания Сириуса под натиском непримиримой воли к жизни в его глазах. У этого Гарри длинные тонкие пальцы, стальная хватка и отчаянная любовь, хлещущая в поцелуй будто сквозь дыру в плотине. Гарри заполошно дышит и шепчет в поцелуй:

– Сириус, Сириус, о, Мерлин, да!

Сердце Сириуса переполняется торжеством: он нашёл лекарство от кошмаров. Гарри тянется к пуговицам на его рубашке. Остановить его нельзя – но не очень-то и хочется, а потому Сириус помогает ему стягивать с себя одежду, с восторгом ощущая, как замолкают один за другим голоса Арки, угрожающие ему карой с Небес.

Воздух в комнате обжигающе-горячий, сухой, и в нём особенно сильно чувствуется каждая капелька влаги на чужой коже. Пот медленно стекает по ней, своей солёной теплотой намекая, что можно делать всё, что угодно. Сириус приникает к Гарри губами, руками и языком, изучает его так же, как раньше, в давно утёкшей молодости, изучал своих женщин. Но меняется сам тон изучения: сейчас Сириусу некуда спешить, вся вечность – вот она, у него под ладонями, сладостно изгибается и выразительно ахает на каждое удачное прикосновение. Гарри льнёт к Сириусу, будто старается вплавиться в его руки, в его тело, стать его частью. Гарри так прозаично неопытен – наверное, некогда было после войны, – но с таким голодом принимает ласку, что это компенсирует отсутствие практики.

Гарри больше не пахнет болью, только густым ароматом секса и отчасти каким-то мальчишеским нетерпением. Сириус закрепляет эффект терапии, бесцеремонно толкаясь в пах Гарри. Гарри рвано выдыхает и вскидывает бёдра навстречу, но Сириус сплёвывает на ладонь и обхватывает их члены, на пробу проводя горячей мокрой рукой вверх-вниз. Гарри выгибается ему навстречу и хрипловато ахает в такт каждому движению, Сириус скользит пальцами по гладкой коже с рельефом вен и откидывает голову, пьяно вздыхая.

Отдаться происходящему – самое правильное и чудесное решение на свете. Когда Сириус вновь ловит взгляд Гарри, у того в глазах прячется безумие кузины Беллатрисы, то самое, что размером с бесконечность, но для Гарри оно имеет название – «Сириус», – а значит, безвредно. Сириус прижимается лбом ко лбу Гарри, в упор глядя ему в глаза, и ловит его рваное дыхание ртом, приникая к его губам.

Оргазм – оглушающая блаженная тишина космоса – заставляет болезненно вскрикнуть. Удовольствие всегда сопряжено со страданиями. Гарри дрожит от внезапно схлынувшего напряжения, и Сириус вылизывает его живот широкими и длинными мазками.

Гарри счастливо смеётся и запускает пальцы в волосы Сириуса, заставляя того чувствовать себя отчаянно живым.

Проклятые звёзды наконец-то молчат.

@темы: почеркушечки, трибблятство, Вот Так Фтука!

---

Название: Faith
Размер: драббл (537 слов)
Пейринг/Персонажи: Коннор МакМанус, Мёрфи МакМанус, Дэвид Делла Рокко
Категория: джен
Жанр: философия, повседневность
Рейтинг: РG
Примечание: небольшое АУ: братья МакМанусы знакомятся с Рокко, уже завоевав славу Святых, (1) - народная ирландская песня

Если сильно напиться, можно почувствовать, как под ногами быстро-быстро вращается планета Земля: она крутится, гудит, и за шумом городов вовсе не слышно ее естественных звуков. И даже не верится, что ты, сидящий за стойкой ирландского паба в Бостоне, на самом деле не неподвижен, а летишь в космосе с такой огромной скоростью, что захватывает дух...

Коннор тряхнул головой, пытаясь отогнать странные мысли о том, что его, собственно, не касалось, и опрокинул стакан с виски. Старый бармен вполголоса выругался — привычно и даже по-домашнему, а сидящий рядом Мёрфи начал насвистывать какую-то знакомую мелодию.

Святые, подумать только. Журналисты прозвали их с Мёрфом — их, обыкновенных ирландских парней с одними лишь пушками да верой в сердце, — Святыми. Покровители Бостона, ну надо же. За это стоило выпить.

— Хэй, Коннор! — Мёрф неожиданно оказался совсем близко. От него густо пахло перегаром и сигаретным дымом, и Коннор глубоко вдохнул этот запах, смешанный с запахом брата. Идеальные вещи всегда рядом, нужно только уметь их найти.

— Чего тебе? — кивнул Коннор, и Мёрфи расплылся в пьяной искренней улыбке, всем своим видом показывая восторженное счастье.

— Тут мой новый знакомый спрашивает, что такое вера, — Мёрфи чуть откинулся назад и потрепал за плечо здоровенного бугая с усами и длиннющими волосами. — Эй, Рокки, Коннор ща всё тебе расскажет!

— Я Рокко, — буркнул новый приятель Мёрфа, но с заинтересованным (хоть и осоловевшим от выпитого) видом уставился на Коннора.

— Хм, — Коннор призадумался, ища подходящие для пьяного взрослого мужика слова, чтобы объяснить точнее. — Ну, для начала, вера — это не только Бог и молитвы. То есть, это тоже вера, но лишь её часть, не вся.

Рокко сдвинул к переносице кустистые брови, изображая напряжённую умственную работу, и хотя Коннор, хотя и не был уверен, что его вообще слушают, продолжил:

— Если ты веришь, то ты точно знаешь, во что. Даже если этого на самом деле нет. Вот кто ты такой? Американец?

— Мексиканец, — буркнул в ответ Рокко.

— А ты был когда-нибудь в Мексике? — спросил Коннор и, дождавшись отрицательного движения головой, заметил: — Вот. Но ты же веришь, что Мексика есть?

— Ну есть, куда ж ей деться, — согласился Рокко и отпил большой глоток эля из своего стакана.

— Так и вера, — кивнул Коннор, — ты не видел Мексику, но веришь в её существование, и тебе не нужно подтверждение, чтобы знать, что ты прав. С богом точно так же. И вообще со всем, во что веришь.

Рокко задумчиво посмотрел на свой эль и гаркнул бармену:

— Повторите заказ этому парню за мой счёт!

Мёрфи рассмеялся и несильно ткнул брата кулаком в плечо.

— В тебе пропадает священник, Коннор! Может, будешь читать мессы для пьянчуг вроде нас, а?

— Да иди ты, — беззлобно огрызнулся Коннор и отвесил подзатыльник брату, а потом взял новый стакан виски.

Рокко начал что-то громко говорить вслух — видимо, высказывал своё мнение, а потом запел какую-то весёлую песню, и Мёрф подхватил её.

Виски ударял в голову, песня лилась над пьяными и счастливыми людьми в пабе, и Коннору не нужно было знать, что бог действительно существует, чтобы верить в него. Бог дал ему брата и голову на плечах. И этот виски, и этот паб существовали по божьей воле для того, чтобы он, Коннор, мог расслабиться здесь в свой законный выходной. Так почему бы не верить?..

И, запевая вместе с Мёрфом «Четыре пьяные ночи» (1), Коннор знал, что абсолютно прав.

— Я в понедельник шёл домой,
Был пьяным в стельку я...

@темы: почеркушечки, трибблятство, шотландский виски, ирландские парни, сюрпризы под килтами

---

Мини-цикл о Поле Смекере и Юнис Блум.

Название: Расследование
Размер: драббл (689 слов)
Пейринг/Персонажи: Пол Смекер, Юнис Блум
Категория: джен
Жанр: лёгкий триллер
Рейтинг: R
Предупреждения: расчленёнка

– Слушай сюда, кретин. Я отрежу твои яйца маникюрными ножничками и скормлю их тебе на ужин, если ты не поднимешь свой жирный зад и не найдёшь мне эти документы. Тебе ясно?

Пол Смекер вздохнул и прервал вызов. Во всяком случае, теперь дело, над которым он работал последнюю неделю, сдвинется с мёртвой точки.

Невзрачный худенький полицейский робко мялся рядом – видимо, прислали по поручению.

– Чего тебе? – спросил Пол, машинально отмечая, что парнишка вполне себе ничего.

– Там вас зовут, – пробубнил полицейский, – на месте преступления принимают экзамен у выпускницы Академии…

Пол заинтересованно выгнул бровь. Ещё никогда его не звали на финальный тест: обычно там все мямлили и тупили, а Пол не мог сдержать волну сарказма в таких случаях. Однако таинственная девушка, к которой его позвали, наверняка стоила того, чтобы на неё посмотреть. И Пол решил так и сделать.

- – -

Для тех, кто собирался работать с особо тяжкими преступлениями в ФБР, в качестве выпускного экзамена готовили индивидуальное задание: комната в каком-нибудь жилом доме с подогнанными под озвученную экзаменатором легенду трупами и уликами. Обычно это были довольно простые задачки, но, бросив взгляд на ту феерию, что подготовили для некой Юнис Блум, Пол даже присвистнул.

– Срань господня!

В воздухе густо пахло кровью – комната выглядела как произведение искусства маньяка-импрессиониста. В центре комнаты на полу в луже крови лежал труп молодого человека со вскрытой брюшной полостью. Её передняя стенка была аккуратно отпрепарирована по белой линии живота, и получившееся отверстие обрамляли смятые тонкие листки плоти, отогнутые к бокам трупа. Кишечник на своём обычном месте отсутствовал – он был разложен на манер новогодней гирлянды по висящим на стенах полкам. Вырезали его неаккуратно и второпях – куски брыжейки и сосудов клоками свисали с кишков. Но самое невероятное было не в этой ужасающей экспозиции, а в том, что на стене кровью было написано: «Я это сде…».

– Это не совсем экзамен, – сказал подошедший к Полу экзаменатор – его давний знакомый, – Юнис слишком хороша, чтобы раздумывать над нашими попытками изобразить интересное преступление. Тебе понравится.

Пол кивнул и прошёл в квартиру напротив, где расположился штаб наблюдения за ходом экзамена.

- – -

Дверь резко распахнулась, и на место преступления зашла жующая жвачку девушка. На вид ей было лет двадцать пять, и она была весьма симпатичной, но одежда кислотных цветов, бездарный макияж и жуткая причёска совершенно портили впечатление. Пол даже мысленно поставил себе галочку дать Юнис Блум телефон одного модного консультанта, которому когда-то помог по долгу службы, и только потом осознал, что не знает эту девушку.

Юнис прошла вокруг жертвы, присела, рассмотрела её руки, потом заглянула в живот жертвы, бросила взгляд на стену…

– Лажа, – сказала она и, сев на стол, начала болтать в воздухе ногами, – это самоубийство.

У Пола натурально упала челюсть. Он слышал за свою жизнь много всякого бреда, но чтоб такое…

– Всё легко, – беспечно пропела между тем Юнис и тонким пальчиком начала указывать на улики, объясняя каждую из них, – первое – это студент медицинского вуза. Вон там, на крючке, висит его халат. Он недавно сдал сессию – об этом говорит количество мусора и пустых бутылок из-под выпивки в коридоре. Наверняка в компании решили попробовать новую наркоту и начали чудить, – Юнис кивнула на шкаф, – многовато учебников по хирургии. Значит, почти стал хирургом. Ну и набрал себе инструментов. Разрез на животе сделан медицинским скальпелем и точно по центру, обходя пупок, – так делают только в хирургии, маньяк бы не знал об этой тонкости. Дальше. Под воздействием препаратов парень, скорее всего, разругался с компанией, иначе полицию вызвали бы раньше, чем пришла девушка, являвшаяся его сожительницей. А потом, опять же под кайфом, закинулся виски – вот бутылка – и начал совершать сеппуку. Сеппуку – это ритуальное самоубийство самурая для восстановления поруганной чести при взятии в плен. Ну а когда препараты совсем заставили его перестать чувствовать боль, он вырезал себе кишки, развесил их по стенам и написал на стене «Я это сделал», а потом умер от потери крови.

Юнис спрыгнула со стола и вышла из комнаты.

– Дай мне её номер телефона, – оживился Пол, предвкушающий скорое удовольствие от общения с той, которая понимала то же, что и он, так легко.

– Женишься? – спросил, усмехнувшись, экзаменатор, но номер дал.

– Удочерю, – усмехнулся Пол, забирая бумажку с написанными на ней цифрами.

Он уже знал, что будет делать, когда познакомится с Юнис Блум.

И первым пунктом в списке его желаний стоял шопинг.

Название: Just for fun
Размер: драббл (436 слов)
Пейринг/Персонажи: Пол Смекер, Юнис Блум, подразумевается Пол Смекер/Юнис Блум
Категория: джен
Жанр: юмор
Рейтинг: R

– Коннор или Мёрфи?

Курить косячок, сидя в монастыре, удовольствие для тех, кто слишком хорошо делал свою работу. Юнис Блум с наслаждением потянулась в шезлонге и посмотрела на развалившегося по соседству Смекера, с самым довольным видом подставившего лицо солнцу.

Они лежали тут с утра, балдея, пока ещё не стало слишком жарко, и разговаривали о всякой всячине, совершенно не стесняясь в выражениях, когда вдруг Пол задал этот странный вопрос.

– В каком смысле?

– Кого из братьев МакМанус ты бы трахнула, Юнис? – переформулировал свой вопрос Смекер, продолжая лежать как ни в чём не бывало.

Юнис пожала плечами – в конце концов, почему бы и не ответить?

– Мёрфи. А что?

Пол хмыкнул и промурлыкал то, от чего у Юнис отпала челюсть:

– Просто я бы трахнул обоих.

Та приподнялась на локтях и ошарашенно посмотрела на Пола.

– Ты – что? – переспросила она, не в силах поверить в то, что её давние попытки охмурить наставника оказались совершенно не в кассу.

– Что слышала, Блум, – Пол был абсолютно невозмутим, – неужели ты думаешь, что все мужчины тащатся только лишь по текущим кискам и не млеют от крепких членов?

– Думала, – Юнис медленно приходила в себя, – но как-то не представляла, что ты… Из этих.

– Что, голубее неба? Пидор? – Пол засмеялся и наконец открыл глаза, лукаво глядя на Юнис. – Совершенно верно. Я бы с удовольствием отсосал им обоим, крошка, а потом засадил бы одному из них, в то время как другой в это время трахал бы меня.

Юнис попыталась не открывать рот от удивления и закусила губу, чтоб этого не сделать.

– Ну нихуя себе, – сказала она, – ты гей.

– Гей, крошка, – улыбнулся Пол, – ещё какой гей.

- – -

С того разговора между ними как будто рухнул последний барьер.

– Да ну, Шварцнеггер бы сам тебя трахнул, без вариантов! – запальчиво воскликнула Юнис, взмахнув ложкой с мороженым так, что несчастное лакомство едва не полетело Полу в глаз.

– Я бы воспользовался служебным положением и угрожал ему ФБР, – парировал Пол, – кроме того, с его габаритами ты представляешь себе его член? Он бы не поместился в мою задницу!

– Зато в моей киске поместился бы! – Юнис съела ложку уже порядком подтаявшего мороженого. – Ничего ты не понимаешь в членах, Пол. В жопу и женщина даст, а ты попробуй дай кому-нибудь со здоровенным хуем – и будет твоей простате счастье.

Пол выгнул бровь.

– А при чём тут простата? – спросил он скорее из-за удивления, что Юнис так осведомлена о подробностях однополого секса.

Юнис фыркнула.

– Ой, да ладно тебе – даже я умею делать массаж простаты! Иногда парни просто повёрнуты на этом, вот и приходилось. Пидоры латентные. Пол, почему ты так на меня смотришь? Пол? Пол?! Нет, даже не проси, я не буду демонстрировать свои навыки удовлетворения мужчин через задницу на тебе!..

… В этом монастыре действительно умели повеселиться.

@темы: почеркушечки, я упрт, трибблятство, все упрт

---

Название: Whole
Размер: драббл (629 слов)
Пейринг/Персонажи: Мёрфи Макманус/Коннор Макманус
Категория: слэш
Жанр: романс, ER
Рейтинг: PG-13
Примечание: соулмейт!АУ

Все уважающие себя ирландцы никогда никому не показывали татуировки на своих запястьях. Это пошло из старой легенды про красавицу, убивавшую соулмейтов тех, кого она хотела заполучить себе в мужья, – у неё самой на руке ничего не было написано. Мужчины, которых она выбирала, кончали жизнь самоубийством, не в силах вынести потерю. Как бы то ни было, в Ирландии считалось грубым оскорблением спрашивать, что написано на запястье другого человека.

- – -

На руках у Мёрфи и Коннора были плетёные браслеты, закрывающие имена тех, с кем им предстояло найти своё счастье, и Рокко это раздражало. Он, как и любой мексиканец, не понимал этого стремления скрыть то, что должно, по его мнению, оставаться на виду. А вдруг кто-то знает цыпочку, имя которой написано у тебя на руке?

– Не могу понять, в чём ваша проблема, – заплетающимся от выпитого языком промямлил Рокко. – Вы что, не хотите как можно скорее устроить свою жизнь?

– А она уже устроена! – воскликнул Мёрфи и, поймав брата за плечо, смачно поцеловал его в щёку.

Коннор отмахнулся от него и рассмеялся.

– Ты допился, Мёрф! Твоя любвеобильность превысила норму – пора домой!

Рокко хмыкнул и заказал себе ещё кружку эля. В конце концов, Макманусам было и правда хорошо вместе.

Вот только он не знал, что поцелуй значил больше, чем простая шутка.

- – -

В день своего шестнадцатилетия – день появления надписи на запястье – Мёрфи безумно волновался. Он бегал по дому и, то и дело поглядывая – не появилось ли? – восклицал:

– А что, если это Анна?

– Вы с Анной абсолютно разные. – Коннор, в отличие от брата, был абсолютно спокоен. – Не думаю, что тебе суждено быть её родственной душой... Мёрф!

Мёрфи обернулся к Коннору и увидел, что тот потрясённо смотрит на свою руку. Смотреть на собственную сразу расхотелось, но Коннор вскинул голову, жестом подозвал его и взял за запястье, чтобы убедиться в реальности написанного.

«Мёрфи Макманус» – на руке Коннора.

«Коннор Макманус» – на руке Мёрфи.

Вот же блядь...

- – -

Татуировка на тыльной стороне ладони – как символ капитуляции перед судьбой. В тот же вечер, когда братья вернулись от тату-мастера, Мёрфи впервые поцеловал брата.

- – -

Ночью, после расправы над Якаветта, когда отец ушёл в свой номер, Коннор сразу же забрался в постель к брату.

– Подвинься, Мёрф. Может, тебе на диету сесть? – хохотнул он, и Мёрфи привычно огрызнулся:

– Да пошёл ты, мудак.

Коннор обнял брата за пояс и притянул к себе. Больше всего на свете ему сейчас хотелось уснуть, но вместо этого он поцеловал Мёрфи в плечо и прошептал:

– Я люблю тебя.

Мёрфи вздрогнул и завозился, поворачиваясь к брату лицом. Его глаза ошеломлённо поблёскивали в темноте.

– Ты... Что?

– Я люблю тебя, – повторил Коннор уже громче.

– Мы никогда не говорили об этом... Так.

Коннор понял, что имел в виду Мёрфи. Днём можно было говорить всё, что угодно, днём они были всего лишь братьями, и только ночью тайна связи толкала их друг к другу, позволяя насытиться любовью и лаской. Но днём они никогда не говорили о том, что происходило по ночам.

И всё же сейчас, когда их руки пропахли порохом и оружейной смазкой, когда мафия покрывалась холодным потом при упоминании их имени, когда они уже ничего и никого не боялись... Коннору казалось правильным сказать это – ведь Мёрфи всегда был его продолжением, он чувствовал каждые вздох, жест, мысль брата как свои. Даже у близнецов не могло бы быть большей связи, чем у них. Коннор не мыслил мира, в котором нет Мёрфи. А это ли не любовь?..

– А я сказал. Спи, дурачок.

Коннор чмокнул брата в кончик носа, как любил делать в детстве, и закрыл глаза.

Но горячие губы требовательно смяли его собственные, и Коннор ответил на поцелуй так жарко и жадно, как – он знал – Мёрфи хотелось.

– Я хочу спать, – с укором сказал он, глядя брату в глаза.

– А я нет, – упрямо ответил Мёрфи и улыбнулся, – и теперь ты тоже.

И, подминая Мёрфи под себя, Коннор знал – брату не нужно объяснять глубину своих чувств.

Они всегда были единым целым.

@темы: почеркушечки, трибблятство, шотландский виски, ирландские парни, сюрпризы под килтами

---

Название: Kindness of people
Размер: мини (1790 слов)
Пейринг/Персонажи: Мёрфи МакМанус/Бет Грин
Категория: гет
Жанр: постапокалиптический романс
Рейтинг: G-PG-13
Предупреждения: кроссовер с фандомом «Ходячие мертвецы» (The Walking Dead), вселенная сериала немного изменена – как и в комиксах, у Мэрла нет брата. Мёрфи – отдельный герой.
Краткое содержание: История о двух совершенно разных людях, благодаря обстоятельствам нашедших друг в друге тепло.

Бет Грин неплохо разбиралась в людях – по крайней мере, отлично чувствовала тех, с кем ей будет комфортно в будущем. Так она встретила своего первого парня, который погиб на ферме её отца. Так она познакомилась со многими из друзей, которые теперь остались в далёком прошлом. До апокалипсиса.

Сперва в её жизни, по сравнению с другими выжившими, изменилось немногое: подумаешь, мысль о поступлении в колледж испарилась навеки. Зато её семья была с ней. Но с каждым днём стремительно меняющийся далеко не в лучшую сторону мир разрушал её прежнюю реальность, пока наконец не отнял у неё дом и знакомых. С помощью людей, которые нашли их ферму незадолго до появления стада ходячих, семья Грин выбралась, но не в полном составе.

Ветер перемен, на который Бет так надеялась в последние годы школы, теперь носил её по всему штату вместе с людьми, которых она знала не долго, но которым верила. Бет сдружилась с женщинами группы Рика Граймса – его женой Лори и Кэрол, нашла общий язык практически со всеми мужчинами, даже с малышом Карлом. Но лишь Мёрфи МакМанус оставался для неё загадкой.

Уже при первой встрече Бет заметила в его глазах что-то, что не давало ей покоя, сразу же, как только встретила. Он ещё на ферме показался ей не таким, как все, – и вовсе не из-за его простоватого вида. Нелюдимый и мрачный, словно грозовая туча, но добрый и чуткий, понимающий. Мёрфи мог ни с кем не разговаривать, хмуриться целыми днями и жить отдельно от всех, но тут же бесстрашно отправиться на поиски пропавшей дочери Кэрол, Софии. Бет прекрасно помнила его взгляд – остекленевший, будто у мёртвого, – когда София вышла из ворот амбара вслед за ходячими, которых держал там отец.

Всю зиму, пока группе приходилось скитаться в поисках относительно безопасного места для жизни, Мёрфи спал и ел меньше всех, регулярно отправлялся в лес и охотился на белок. И, когда они наткнулись на тюрьму, Мёрфи был тем, кто убил больше всего ходячих, зачищая её периметр.

Но Бет даже и не думала, что рано или поздно Мёрфи МакМанус останется единственным живым человеком в её окружении. Не думала вплоть до того дня, когда последние её мечты о безопасности были разрушены Губернатором, превратившим тюрьму, их новый дом, в горящие и кишащие ходячими развалины. А Мёрфи просто схватил её за руку, и они бежали, бежали, бежали – прочь от иллюзий дома, от надежды найти остальных членов группы.

Просто – прочь.

- – -

Они сидели на веранде старого домишки какого-то безымянного пьяницы. Горло уже не жгло от каждого глотка – Бет наконец свыклась со вкусом самогона. В голове приятно гудело, и дневная выходка Мёрфи – игра в убийство ходячего – уже не беспокоила её. Каждый имеет право на ярость - в этом мире всем уже давно всё равно.

Мёрфи смотрел куда-то в сторону. Его взгляд не был полным тоски или надежды – он просто был, ничего не выражая. Мёрфи, казалось, устал от этой жизни, от этого бега… Может быть, и от Бет немного. Она никогда не считала себя идеальным компаньоном, но сейчас просто обязана была им стать. Что-то в Мёрфи мучило её сердце. И Бет отчаянно желала помочь ему так же, как он ей, когда погиб Зак – и когда убили папу.

Наконец Мёрфи повернулся к ней… Нет, скорее, просто хотел встать и пойти в дом, но зацепился взглядом за силуэт рядом и даже немного вздрогнул – он, наверное, никогда не выживал с кем-то вот так. Или же выживал, просто не привык, что это девушка?

– Понимаю, почему папа бросил пить, – невпопад сказала Бет, чтобы Мёрфи не почувствовал себя неловко, пытаясь придумать, как начать разговор.

– Тебе плохо? – спросил он заботливо, и что-то внутри неё сжалось от внезапной нежности к нему.

– Нет, всегда бы так себя чувствовала, – ответила Бет искренне. Её действительно было хорошо, и лёгкая дымка алкоголя в голове медленно развязывала ей язык.

Мёрфи горько усмехнулся и вдруг сказал:

– Коннор тоже любил быть пьяным. Только пил не самогон, а ирландский виски. Хотя и самогон случалось…

Бет даже немного протрезвела от неожиданности. Мёрфи никогда и никому не рассказывал о том, что было с ним до группы Рика. Лори говорила, что его подобрали в лесу, уже такого – настороженного, недоверчивого, скрытного. Никто не знал, что произошло с ним, но все подозревали, что он кого-то потерял. Откуда пришёл Мёрфи и кто сопровождал его раньше – всё это было тайной за семью печатями.

– Кто такой Коннор? – осторожно спросила она, склонив голову набок.

Мёрфи бросил на неё беглый взгляд, будто решая, стоит ли рассказывать ей что-то сокровенное. Бет терпеливо ждала, всматриваясь в него, и Мёрфи немного нервно потёр татуировку на руке – какое-то слово, не на английском, поэтому Бет не имела понятия, что оно означало. Бет знала, что у Мёрфи много татуировок – ещё одна, большая, в виде креста, на предплечье, три поменьше на шее, груди и на левой руке чуть ниже подмышки. А ещё – Бет довелось видеть последние две только раз, когда она поздно зашла в душ в тюрьме, – ноги распятого Иисуса Христа, занимающие почти всю поверхность спины, и дракон на правой лопатке. Происхождение татуировок тоже было тайной, но это огромное изображение довершило картину для Бет – тот, кого Мёрфи потерял, был для него самым важным человеком на свете, потому что наверняка на чьей-то спине находилась верхняя часть распятия.

Мёрфи тяжело вздохнул, будто ставя печать на мысленном договоре с самим собой, и, видимо, решение было в пользу Бет, потому что он уставился на её колени, казалось, глядя сквозь них, – наверное, просто ради того, чтобы на что-то смотреть, – и наконец заговорил:

– Нас было двое. Я и мой брат. Мы… Простые парни. Хотели уехать в Ирландию, вернуться к своим корням…

– Вы – ирландцы? – спросила Бет, и Мёрфи кивнул. Она и прежде догадывалась об этом, но сейчас получила подтверждение.

– Коннор был славный малый, – продолжал он, – из тех, которые пьют ради веселья и никого не обижают. Да, мы оба с ним были не без греха, но никогда не трогали тех, кто слабее нас. Не трогали невиновных. Всякого хватало в нашей жизни – и плохого, и хорошего, но никогда нам с братом не бывало по-настоящему паршиво – вместе мы не боялись никого и ничего. Но… Слышала что-нибудь о Бостонских Святых?

Бет сразу поняла, что Мёрфи имел в виду. Разумеется, она слышала. Кто в Америке не знал о трёх мужчинах, которые выкосили изрядную часть бостонской мафии? Иногда Бет задумывалась, кто же эти Святые и что заставило их выбрать такой путь, но ей и в голову не приходило, что когда-нибудь она встретит одного из них. Более того, что двое из них – братья.

– А третий, старше… Это был ваш отец? – Бет говорила тихо, чтоб не спугнуть Мёрфи, – боялась, что он тут же закроется. Но, кажется, он вполне доверял ей.

– Да, – Мёрфи снова потёр татуировку на тыльной стороне ладони, и Бет всё же спросила:

– Что она значит?

Мёрфи недоуменно посмотрел на татуировку, потом на Бет. Наверное, он так привык к этому слову на своей руке, что не мог представить, что для кого-то оно окажется незнакомым.

– Справедливость. На латыни, – Бет кивнула, но Мёрфи продолжил: – У Коннора было тем же шрифтом на левой руке, чтоб симметрично, написано «Истина». Божью матерь, – Мёрфи щёлкнул по изображению у себя на шее, – мы накололи в одном и том же месте. И остальные, кроме…

Он замолчал и снова посмотрел в темноту леса. Было тихо, лишь ветер шуршал листвой, и Бет ненадолго позволила себе забыть о том, что творится вокруг. Она вспоминала всё, что знала о Святых из новостей. Последнее убийство, зверское нападение на священника, наверняка заставило братьев вернуться – их не было довольно долго. Но что случилось потом?

– Когда убили отца Маккини, мы вернулись из Ирландии, чтобы напомнить о себе плохим людям, – Мёрфи говорил так, будто рассказывал свою историю ребёнку, – и даже зачистили один склад. Там готовилась партия героина на продажу банде Риколетти. Всю ночь после этого мы отдыхали и пили, уснули в спальне, закрылись на щеколду. А утром у меня разболелась голова, и я попросил Коннора принести мне пива…

Мёрфи неожиданно прервался, ссутулился, подтянул ноги к груди и уткнулся лицом в ладони. Плечи его начали подрагивать, и Бет, как и днём, бросилась к нему и обняла его. Рассказывать дальше не имело смысла – вернулся ли Коннор к брату укушенным или же его убили ходячие, не было разницы. Мёрфи в любом случае считал себя виноватым в его смерти.

До этого дня Бет не знала, как выглядят плачущие мужчины. Она, конечно, видела убивающегося по Лори Рика, но почему-то не считала этот раз – тактично отвела глаза, и нельзя было сказать, что действительно смотрела. Но Мёрфи второй раз за день открывался ей с новой стороны. Он был таким же ранимым человеком, как и она.

Некоторое время они просто сидели в тишине. Длины её рук было маловато, чтобы обнять его как следует, но Мёрфи, конечно, это было не нужно – поддержка Бет была важнее. Потом Мёрфи завозился в объятиях, и Бет немного отстранилась, чтобы не мешать, как вдруг он обхватил её лицо ладонями и поцеловал. Это был совершенно невинный поцелуй – просто прикосновение, но Бет от неожиданности охнула, приоткрыв рот, и Мёрфи смял своими губами её нижнюю губу, царапая нежную кожу длинной щетиной. Не получив ответа, он опомнился и попытался отстраниться, но замершая было Бет обвила руками его шею, придвинувшись ближе, хоть это оказалось неудобным, и неловко постаралась повторить действия Мёрфи. Целовалась она очень плохо – некогда особо было тренироваться, и потому, когда губы Мёрфи под её губами растянулись в улыбку, отстранилась, отчаянно краснея.

– Какой же я засранец, господи, – произнёс Мёрфи, не переставая улыбаться. – Сколько тебе лет, пташка?

Бет положила ладони на горящие от стыда щёки и сердито пробормотала:

– Я уже совершеннолетняя вообще-то.

– И давно? – Мёрфи вздохнул и потянулся к ней. Она хотела было уклониться, но он ухватил её за запястье и привлёк к себе, обнимая. Бет тут же прильнула к нему, пряча лицо на его груди, и, слегка обидевшись, засопела, отчего Мёрфи тихо засмеялся.

Снова ночная тишь повисла в воздухе, прерываемая только звуками леса. А потом Мёрфи заговорил:

– У нас с тобой никого не осталось, кроме друг друга. Я не знаю, выбрались ли остальные из тюрьмы и встретим ли мы их, но я никому не позволю отнять тебя у меня. Я буду защищать тебя, слышишь, Бет? Я не переживу, если потеряю ещё и тебя.

От его слов у Бет часто-часто забилось сердце. Это не было признанием в любви – Бет умела отличать девичьи мечтания от жизни. Эти слова значили намного больше.

Её ладошка скользнула в большую ладонь Мёрфи, и Бет переплела их пальцы так же, как грусть и горечь от пережитых потерь сплетались сейчас в её сердце с тёплой привязанностью к единственному, кто у неё остался, и тихим недоверчивым счастьем этих минут.

– Я постараюсь, чтобы этого не случилось, – прошептала она, глядя на их руки и слушая, как гулко бьётся сердце в груди Мёрфи. – Я тоже не хочу расставаться с тобой.

Мёрфи не ответил, но прижал Бет к себе немного крепче, и какое-то время она сидела, прикрыв глаза, успокоенная его близостью. А потом её посетила восхитительная идея.

– Давай тут всё сожжём?..

@темы: почеркушечки, трибблятство, Mister Daryl Dixon, шотландский виски, ирландские парни, сюрпризы под килтами, Walking Fans

---

Название: Мир Джудит
Размер: миди, 4180 слов
Пейринг/Персонажи: Рик Граймс / Джудит Граймс / Карл Граймс, Морган, Дэрил Диксон
Категория: слэш, гет
Жанр: драма, постапокалиптический романс
Рейтинг: R
Краткое содержание: Джудит знает, что в мире, который она считает своим домом, она — самая счастливая девочка на свете.
Предупреждения: пост-канон; немного изменены события канона; инцест; смерть канонных персонажей
Примечание: все персонажи, вовлеченные в сцены сексуального характера, являются совершеннолетними.

Джудит два. Она играет с камешками на крыльце своего дома в Александрии, радостно улыбаясь бликам света на их гладких боках. Мир вокруг её совершенно не интересует: там много взрослых, они тараторят слишком быстро и непонятно, чтобы Джудит захотела узнать, о чём именно.

– Привет, малышка, – говорит кто-то, и Джудит оборачивается с самым серьёзным видом, на который способна.

Это её брат, Карл, и он умилённо смотрит на неё, прислонившись плечом к стене дома. Джудит улыбается ему во весь рот и говорит:

– Кавл! Игвать!

Джудит пока ещё плохо выговаривает букву «р», но Карл и так хорошо её понимает. Вот и сейчас он опускается рядом с Джудит на колени и берёт в руки несколько камешков, а потом находит среди них небольшое зелёное стёклышко с тупыми краями и радостно предлагает:

– Джуди, хочешь, покажу чудо?

Чудо – это невероятные вещи вроде живой белки дяди Дэрила или цветочных венков тёти Тары. Джудит обожает чудеса, а потому дёргает Карла за штанину и заявляет:

– Хочу! Покажи!

Карл берёт её и усаживает к себе на колени. Джудит уже не терпится, она не может удержаться и ёрзает, пока Карл протирает стёклышко, но наконец он подносит стёклышко к её глазам и говорит:

– Зажмурь один глазик и посмотри сюда.

Джудит делает то, что сказал Карл, и ахает от восхищения – тётя Кэрол, что развешивает белье на веревке, секунду назад была совсем серой , а теперь вдруг стала ярко-зелёной!

– Дай, дай! – смеётся Джудит, потому что ей хочется посмотреть так на всю улицу, и Карл смеётся, а потом отдаёт ей стёклышко.

Она хватает стёклышко пальчиками и смотрит сквозь него на Карла. Карл почти весь коричневый – одежда, волосы, шляпа, только кожа и глаза отличаются. Но в стёклышке он другого цвета – зелёный, почти чёрный.

– Ух ты! – вырывается у Джудит, и она тянет Карла за руку, – пойдём смответь папу!

***

Карл послушно идёт за ней. Джудит – словно маленький бойкий котёнок: рыжеватые волосы, светлая кожа, веснушки и неуёмное желание быть везде и сразу. Они ищут Рика по всей Александрии, пока наконец тот не окликает их сам со сторожевой вышки. Карл отвечает отцу, что всё хорошо, просто Джудит хотела увидеть папу. Рик кладёт ружьё, чтобы спуститься, как вдруг Джудит говорит:

– Вверх!

Карл хмурится.

– Джуди, ты ещё маленькая, чтобы идти наверх.

– Вверх! – немного обиженно повторяет Джудит и надувает губы.

Отец машет Карлу рукой, жестом показывая, чтобы тот поднялся с ней на вышку.

– Она и совсем крохой не боялась, зачем сейчас отказывать ей?

Карл качает головой, неодобрительно бормоча, что ходячие – это зрелище не для маленьких девочек, но берёт Джудит на руки и лезет наверх. Джудит крепко держится за его шею: Карл знает, что она привыкла к тому, что иногда брату нужны обе руки, и тогда необходимо хвататься за него покрепче и сидеть тихо, не мешая.

Отец подаёт Карлу руку, и Джудит неожиданно оказывается высоко над забором, окружающим город. Широко распахнув глаза, она вертится во все стороны, рассматривая открывшийся ей вид: дома Александрии, деревья по ту сторону забора и неторопливо бредущих к городу ходячих.

– Хввввв! – громко произносит Джудит, глядя вниз, и вопросительно оборачивается к отцу.

– Правильно, Джуди, – кивает папа, – они делают «хррр». Это ходячие.

– Ходячие, – повторяет она: всегда так делает, чтобы запомнить.

***

В мире Джудит много ходячих, они всегда там были. Джудит их не боится – у неё есть папа и Карл, они защитят её от всех, кто может её обидеть.

Отец подходит к ним с Карлом и обнимает того за плечи. Джудит оказывается в кольце объятий и замирает от счастья – у неё есть семья. Джудит нравятся другие люди, но папу и Карла она просто обожает. Она обхватывает руками Карла и отца за шеи и прижимает родных к себе.

– Люблю, – удовлетворённо заявляет Джудит, и они почему-то мягко смеются.

***

Джудит восемь. Она снова сидит на крыльце, вот только теперь это крыльцо небольшого дома в лесу. Место, которое было убежищем Джудит несколько лет, стёрто с лица земли большим пожаром, устроенным злыми людьми. В живых остались только она, папа, Карл, дедушка Морган и дядя Дэрил. То, что случилось с остальными, Джудит предпочитает не вспоминать – это слишком страшно для неё.

Дедушка Морган привёл их в это место, и они остались, чтобы отдохнуть какое-то время и отправиться дальше. Но как-то так получилось, что это «какое-то время» вдруг стало «насовсем». Впрочем, Джудит полюбила этот дом. Уютный, не похожий на строгие дома Александрии, он, казалось, любил Джудит в ответ.

С пожара в Александрии прошёл целый год – снова зацвели ромашки, которые цвели и тогда, когда они впятером покидали пылающий город. Джудит очень хорошо запомнила это: в первое утро в новом доме дедушки Моргана Карл принёс ей ромашек и попросил сплести венок. Джудит послушно взяла в руки букетик, разделила его на части, чтобы было удобнее брать цветы со стебельками подходящей длины, и неожиданно расплакалась. Карл тогда посадил её к себе на колени и долго укачивал, говоря, что всё будет хорошо. А венок из ромашек они вместе положили на камень, на котором отец написал имена всех, кто погиб или пропал без вести в Александрии.

Джудит любит сидеть на крыльце: здесь тень и лёгкий ветерок, а ещё здесь Кэти, козочка, которую папа нашёл в лесу. Вскоре у Кэти появились козлята, мальчик и девочка, и, хоть имена им ещё не придумали, Джудит уже их полюбила. Она кормит маленького козлёнка травой с рук и улыбается, когда его мягкие тёплые губы щекочут её ладонь, собирая угощение.

В лесу очень хорошо, потому что безопасно: вокруг много оврагов и быстрая река, стадо ходячих не сможет прийти сюда, а с небольшими группами справляются Карл, дядя Дэрил и отец. Люди не забредают в эти места, чему Джудит очень рада. Поначалу она немного боялась, что к ним снова придут незнакомцы, которые захотят сделать ей и её семье больно, но этого до сих пор не случилось, и страх потихоньку ослабел. Джудит видела слишком много плохого, но она по-прежнему радуется солнцу и теплу, любит сочные персики, которые растут в саду рядом с домом, и с удовольствием занимается с отцом и Карлом чтением и письмом.

Сегодня просто чудесный день: мир вокруг такой ярко-зелёный, как будто Джудит смотрит на него через своё любимое стёклышко. Оно и сейчас с ней: когда они уходили из Александрии, на сборы времени не было, но Джудит сжала в руках любимое стёклышко и не выпускала его, пока они не пришли к лесному дому. Теперь, конечно, стёклышко не единственная её игрушка: дядя Дэрил недавно принёс ей из вылазки потрёпанного медвежонка и грязную куклу, которых представил как Тедди и Барби. Джудит вымыла их в реке, а Карл пришил медвежонку полуоторванную лапу. Ей так понравились новые игрушки, что она сразу же с удовольствием показала их козлятам.

Из дома слышатся шаги, и на крыльцо выходит отец. Джудит сразу же окликает его:

– Папа, папа, а как мы назовём козлят?

Отец улыбается и делает притворно-задумчивое выражение лица.

– Может быть, ты сама решишь, милая? – спрашивает он, и Джудит кивает.

– Да, да! Я уже выбрала! – Джудит не знает, понравятся ли папе эти имена, но очень хочет узнать. – А можно Дэрил и Кэрол?

Отец изо всех сил пытается сдержать смех, но тут из леса выходит дядя Дэрил, и папа всё-таки хохочет, положив руку Джудит на плечо.

– Чего ржёшь, Рик? – спрашивает Дэрил, насупившись, и отец отвечает:

– Да вот Джуди хочет назвать козлёнка в твою честь. Ты не против?

Лицо Дэрила вытягивается, отец смеётся ещё громче, и, хоть Джудит и не понимает, что сделала не так, тоже улыбается.

На общем вечернем совете взрослые решают, что так и будет, и несколько дней Джудит играет с Дэрилом и Кэрол на крыльце, пока их мама пасётся неподалёку. Дэрил совсем ручной и почти не отходит от Джудит, а вот Кэрол постоянно норовит убежать в лес, как Джудит ни пытается ей объяснить, что там опасно из-за ходячих. И однажды она всё-таки успевает улизнуть.

Джудит ждёт новостей весь день, а потом дядя Дэрил приходит и садится рядом с ней на крыльце, всем своим видом показывая, что будет вести взрослый разговор.

– Я нашёл твою Кэрол, Поганка, – говорит он серьёзно, и Джудит понимает, что раз дядя Дэрил не привёл козочку обратно домой, то Кэрол больше не вернётся.

Слёзы наворачиваются на глаза, и Джудит утыкается дяде Дэрилу в бок, тихонько плача. Дядя Дэрил гладит её по голове, пока она немного не успокаивается, а потом говорит:

– Слушай, Поганка, если ты будешь расстраиваться так из-за каждой зверушки, то помрёшь и без помощи ходячих, от тоски. Не реви, коза твоя всё равно бы умерла рано или поздно. Получилось, что рано, но что поделать – всё на свете кончается.

Джудит грустно, но она понимает, что дядя Дэрил прав. Они ведь жили в Александрии, а потом её раз – и не стало. Зато у Джудит всё ещё была семья. Значит, то, что случилось с Кэрол, тоже не так уж и страшно.

– А мы тоже кончимся? – спрашивает она наконец, и дядя Дэрил со вздохом кивает.

– Да, Поганка. Когда-нибудь кончимся и мы.

Через несколько дней дядя Дэрил уходит на вылазку вместе с дедушкой Морганом и Карлом и больше не возвращается. «Прикрывал нас, чтобы мы успели уйти», – говорит непривычно мрачный Карл, шагает к отцу и крепко сжимает его в объятиях, а потом кивает Джудит. Она подходит и прижимается к папе и брату, думая почему-то о том, что дядя Дэрил никогда не звал её по имени, только смешной кличкой «Поганка».

Козлёнок Дэрил так и не пытается убежать даже тогда, когда не привязан — и Джудит иногда говорит с ним о чём-нибудь, отвечая вслух за него. Козлёнок в этих репликах зовёт её Поганкой.

***

Джудит четырнадцать. У неё пронзительные зелёные глаза матери, светло-каштановые волосы, немного темнее у корней — настоящий цвет выгорает на солнце.

Теперь Джудит знает, что у неё очень большая для этого мира семья: папа, которого она теперь чаще зовёт по имени — Рик, Карл — её брат, дедушка Морган. Ещё у Джудит есть любимое мачете, которое никак не называется, но не менее важно для её существования, чем Рик, Карл или дедушка.

Джудит обожает птиц. Они долго молчали, боясь ходячих, но потом снова начали петь. Джудит было около шести, когда она впервые услышала громкое щебетание осмелевших птиц. Ходячих — спустя столько лет после начала апокалипсиса — наконец-то стало меньше. Вот убивать ходячих Джудит не очень-то нравится — от них жутко воняет, и потом приходится долго смывать с себя запах разложения, чтобы чуткий нос перестал ощущать его. Зато Карл смотрит на неё с такой нескрываемой гордостью, что она готова перебить всех ходячих на континенте, лишь бы он всегда так улыбался. Джудит нравится видеть Карла счастливым.

Ещё Джудит любит читать. Книги в опустевшем мире для любого другого — лишь топливо для костра, но для неё они — путь к тому неведомому миру, который существовал очень давно, ещё до её рождения, ещё до ходячих. Карл тоже раньше любил читать — он рассказывал ей об этом. И о маме. Про мам Джудит читала, но всё-таки не совсем понимает, кто это такие. Слово «мама» для неё почти ничего не значит. А вот книги — значат. Книги — это сокровищница незабываемых приключений и многих слов, толкование которых приходится постоянно спрашивать у взрослых. «Телефон», «полицейский», «президент» ... Слово «больница», например, ей знакомо: когда Джудит была младше, в Александрии, где они тогда жили, так иногда называли дом, где поселилась девушка-врач. «Больница» — это дом врача.

Джудит ужасно жадная до историй. Ей постоянно приносят книги: новые, иногда испорченные, с вырванными или заляпанными гнилой кровью ходячих страницами, потрясающе интересные книги. Папа и Карл стараются не возвращаться без трофея из любого похода в «город». Город – это место, где в пустых домах можно найти что-то полезное из вещей и какую-нибудь еду, предназначенную для долгого хранения. Джудит читает взахлёб, с наслаждением окунаясь в любую ещё не знакомую ей историю, но в местах, которые нельзя разобрать, идёт к Рику и Карлу. Они знают много историй: именно Карл начал собирать их маленькую домашнюю библиотеку в лесном поместье дедушки Моргана, а Рик просто, казалось, по одной обложке может узнать всё, что творится в книге. Правда, иногда он всё же сомневается и берёт у Джудит томик на вечер, а на следующий день отдаёт и пересказывает то, что произошло в недостающем фрагменте. Джудит всегда старательно записывает утерянную часть истории за ним, иногда кратко, но порой растягивая процесс восстановления книги на несколько дней, а потом вкладывает исписанные круглым почерком тетрадные листы на место тех, что не уцелели, и ставит книгу, отреставрированную семейством Граймс, на полку.

Джудит знает, что в мире, который она считает своим домом, она — самая счастливая девочка на свете. У неё есть папа, дедушка и брат — а у многих, кого она встречала в лесу и городах во время вылазок, не осталось никого. Однажды, когда ей было двенадцать, они с Риком и Карлом наткнулись на одичавшего ребёнка. Тот резво убегал от ходячих, легко находил съедобные корни и растения, ел червей, но совершенно не умел говорить — только тихо рычал, прихрипывая на манер немёртвых. Карл тогда обнял её и сказал, что с ней такого никогда не произойдёт, и она кивнула ему.

Джудит хорошо живётся в лесном доме. Она называет его Гнездом, на манер книг про индейцев, и с её лёгкой руки прозвище приживается. Сад каждый год плодоносит всё лучше, и папа с дедушкой Морганом даже научились консервировать персики. Коз теперь намного больше, и Рик и Карл сделали для них просторный загон с несколькими высокими заборами. Теперь изредка забредающие ходячие не могут добраться до коз и лишь злобно хрипят, скребя гнилыми пальцами по перекладинам, пока кто-нибудь из домашних не выходит и не убивает незваных гостей. А ещё у них теперь пять кроликов и кот, который пришёл к ним, худой и грязный, год назад — и остался. Кота назвали Сэром – Джудит нравилось словечко-обращение «сэр», но употреблять его в жизни было негде, – вычистили и откормили. В благодарность за заботу Сэр начал ловить мышей и белок и приносить их на крыльцо. Это было так похоже на то, как когда-то вёл себя дядя Дэрил, что кот сразу стал любимцем семьи, а Рик начал варить из принесённых им в подарок белок суп .

У Джудит в доме своя комната, как и у дедушки Моргана, а вот Рик и Карл живут в одной спальне. Джудит встречала в книгах лишь частичное описание того, что она видела в отношениях своих отца и брата, но она знает — это просто потому, что не обо всём, что она видит, действительно можно рассказывать в книгах. Рик и Карл — самые дорогие ей люди – её просто обожают. Карл учит её рыбачить и правильно обращаться с оружием, охотно читает с ней вслух и каждый вечер целует в лоб на ночь. Рик готовит самую вкусную еду на свете, всегда отвечает на все вопросы Джудит и никогда не повышает голос. Он говорит ей, что она похожа на маму. Из книг Джудит знает, что папы любят этих неведомых мам, а потому считает, что так Рик говорит ей, как сильно любит её.

Но друг с другом они нежны немного по-другому, чем с ней. Джудит замечает многое, она умна не по годам: четырнадцать лет в этом мире — настоящая удача, невероятно долгая жизнь, ведь её так легко прервать. Рик и Карл тоже долгожители — Карлу около двадцати восьми, Рику, должно быть, почти пятьдесят — они не знают, сколько точно, но в этом году решили сосчитать хотя бы примерно, чтобы Джудит могла завести календарь для своего нового мира и всегда знать, какой сейчас год. Они оба слишком взрослые, чтобы Джудит их хорошо понимала, но она умеет видеть, и этого достаточно.

Она видит, как мягко улыбается Карл, когда Рик после очередного долгого отсутствия бритвы — старая затупилась, а новую было непросто найти — сбривает наконец бороду. Как тот гладит отца по щеке, долго задерживая ладонь на по-прежнему немного колючей коже и тихо говорит, почти шепчет, что Рик совсем не меняется с годами, и Рик благодарно и преданно смотрит в ответ. Видит, как Рик, не задумываясь, по привычке, пытается оттеснить Карла себе за спину, если им случается столкнуться с небольшой группой ходячих. Как Карл молча отводит его руку в сторону и приглядывает, если есть необходимость, за ней, Джудит, помогая отцу расправляться с ходячими. Джудит видит, как деликатно отворачивается дедушка Морган, когда Рик сидит в кресле, задумчиво глядя в окно, и к нему подходит Карл, чтобы сесть рядом, неважно — на пол, подлокотник кресла или на колени... Впрочем, если Карл всё-таки выбирает колени, она и сама почему-то стесняется смотреть, но всё равно иногда подглядывает. В такие моменты у Рика какой-то очень странный вид, будто ему очень хорошо и очень больно одновременно, и Карл всегда обнимает его за шею, наклоняется и прикасается губами к его губам. Джудит знает, что это называется “целоваться”, и что так делают, когда очень кого-то любят, но ей почему-то всегда хочется заплакать в такие моменты.

Джудит хорошо помнит, как впервые увидела их поцелуй. Это случилось чуть позже смерти дяди Дэрила. Отец ходил сам не свой, как будто что-то в нём треснуло, и никак нельзя было ему помочь. Джудит знала: папа с дядей Дэрилом очень дружили – Дэрил являлся частью их семьи, несмотря на то, что фамилия его Диксон, а не Граймс. Карл тоже не находил себе места и всё ходил за отцом, шаг в шаг, словно боялся выпустить его из виду. Джудит всё время казалось, что Карл хочет что-то сказать папе, но почему-то не может.

– Рик.

Джудит очень удивилась, когда Карл назвал отца по имени - он никогда так раньше не делал. Папа обернулся и вопросительно взглянул на него.

– Теперь я буду звать тебя так, – сказал Карл и скрылся в доме.

Видимо, Джудит не понимала чего-то в отношениях взрослых, потому что отец подошёл к ней – она сидела на крыльце с Сэром на коленях – и опустился рядом, устало вздохнув.

– Твой брат – хороший парень, Джудит, – сказал он ей, – но порой мне кажется, что он меня ненавидит.

– Это не так, – ответила Джудит, немного нахмурившись: ей было неприятно, когда в семье возникали разногласия. – Карл очень сильно тебя любит. Хочешь, я тоже буду звать тебя Риком, пап?

Отец непонятно посмотрел на неё, помолчал немного и кивнул, а потом поднялся с крыльца и зашёл в дом. Практически сразу оттуда послышался громкий голос Карла: он что-то с жаром говорил отцу, тот отвечал, и так повторялось снова и снова. Не выдержав, Джудит ссадила Сэра на крыльцо и тоже зашла в дом, но услышала лишь тишину. Ссора прекратилась. Джудит заглянула в комнату Карла и увидела, что он целует отца, прижав спиной к стене. Тогда она тихонько вышла, потому что читала в книгах, что нельзя мешать людям в такой момент.

Дедушка Морган почему-то рассердился, когда Джудит сказала ему про папу и Карла. Он поговорил с ними и, видимо, услышал то, что хотел. Поэтому позже всё опять стало хорошо, только Карл перебрался в спальню к отцу, которого теперь звал исключительно Риком. И Джудит тоже привыкла к этому обращению.

В качестве подарка на пятнадцатилетие Джудит берут на вылазку в город, который был дальше от их дома, чем тот, куда они обычно ходили. Её ведут в магазин, оставшийся почти нетронутым – в магазин одежды. Там Джудит выбирает себе красивое лёгкое платье, как на картинках из книг, и её счастью нет конца.

***

Джудит восемнадцать. И она, кажется, влюбилась. В книгах пишут о бабочках в животе и чувстве полёта, но любовь Джудит – это река, мощный поток, стремительно уносящий её в бездну, из которой нет возврата. Джудит влюбилась в Карла и Рика.

Нет, она, конечно же, всегда их любила, но всё же сейчас эта любовь превратилась в ту же, что была между Риком и Карлом уже так долго. Джудит берёт фланелевые рубашки Карла в холодную погоду, чаще забирается к Рику на колени и ей становится неожиданно мало привычной любви и заботы с их стороны.

В детстве, если ей не спалось, Джудит шла к Рику или Карлу и ложилась с ними. Согреваясь, она засыпала почти мгновенно. И вот однажды ночью Джудит снова не может уснуть и решает прокрасться к спальне отца и брата. Она прислушивается, прежде чем войти, – и чувствует оттуда тяжёлое дыхание и мерный скрип старой кровати.

Ночь очень светлая, и в замочную скважину Джудит видит силуэты Рика и Карла. Она знает, что то, что происходит там, за закрытой дверью, — не для неё, но ничего не может с собой поделать. Она слышит влажные звуки, как при поцелуях. Рик и Карл очень громко целуются, предварительно поругавшись, когда Карл слишком рискует собой, убивая ходячих, или Рик долго не возвращается из дома, в который вошёл на вылазке, или когда один из них немного отстаёт, чтобы прикрыть отход остальной группы. Этот звук невозможно не узнать. Джудит слышит хриплые стоны, но это хорошие стоны — если болеешь, не станешь стонать так, будто замираешь от наслаждения. Она слышит, как они произносят имена друг друга с какой-то сокровенной интонацией. От неё у Джудит немного дрожат колени и сладко тянет в животе. Она открывает дверь без стука, потому что невыносимо хочет к ним.

В комнате темно, пахнет свежим потом и чем-то сладковатым. Её замечают: в кровати резко начинается возня и тихая ругань. Джудит бросается к ним, туда, в горячую и немного душную тесноту, наощупь находит их обоих и тянется за поцелуем к тому, кто ближе. Внутри у неё всё замирает от инстинктивного страха, что сейчас её оттолкнут, но в ответ на свой порыв она слышит лишь удивлённый вздох, а затем её губ касаются другие. Это Карл, понимает Джудит и льнёт к нему, не зная, что именно нужно делать, но желая быть ближе.

Карл нежно берёт её подбородок двумя пальцами и чуть надавливает, намекая, что нужно приоткрыть рот. Может быть, приди она днём и заговори с ними, он не сделал бы этого, думает Джудит, и чуть вздрагивает, когда в её рот проникает язык Карла. Это необычно и до сладких мурашек приятно, так что Джудит млеет от поцелуя, неловко пытаясь ответить, но Карл неожиданно отстраняет её от себя.

– Рик, – хрипло шепчет он, и Джудит более не слышит ничего, но чувствует, что одним этим обращением Карл что-то сказал отцу и получил молчаливый ответ.

Рик гладит её плечи и разворачивает к себе, так, что она оказывается между ними. Они обнимают её с обоих сторон, скользят руками по её коже, и её ночная рубашка пропитывается тёплым потом от их разгорячённых тел. Джудит и самой становится жарко, когда Рик наконец целует её, вдумчивее и глубже, чем Карл, медленно… Непозволительно медленно, и Джудит пытается ласкать его рот своим языком, ощущая, как Рик постепенно передаёт контроль над поцелуем ей. Она неумело целует его ещё немного и отстраняется, краснея.

– Ты научишься, милая, – шепчет ей на ухо Рик, а Карл тянет её ночную рубашку вверх. Она поднимает руки и позволяет снять её с себя, а потом, затаив дыхание, чувствует, как ладони Рика скользят по её телу в целомудренной ласке, и всё же ей хочется чего-то ещё: больше, ближе, сильнее… Она тянется к Рику и вздрагивает, когда её шеи касаются губы Карла. Его ладонь ложится на её грудь, слегка сминая. Между ног становится горячо и мокро, когда Рик сжимает руку на её ягодице, а Карл начинает вылизывает её шею, словно Сэр, но, в отличие от него, от прикосновений языка Карла по телу прокатывается волна приятной дрожи.

Неожиданно всё прекращается, и Карл помогает ей лечь спиной на его грудь, а потом поворачивает её к себе и снова целует. Рик перемещается в темноте, и Джудит не понимает, где он, пока её груди не касаются его губы. Рик нежно прихватывает зубами кончик её соска, накрывает его ртом и ласкает языком так, что Джудит стонет в поцелуй, и Карл успокаивающе гладит её по волосам.

Рик оставляет в покое её грудь и спускается ниже, целуя её живот, пока не приближается к треугольнику тёмных волос. Джудит не знает, что происходит с ней. Она чувствует себя пчелой, завязнувшей в меду, – ей сладко и хорошо, и хочется продолжения, но это необъяснимо пугает. А Рика, наверное, не пугает ничего – он берёт её под колени и направляет её ноги так, чтобы они были согнуты и раздвинуты. Карл обхватывает ладонями её грудь и глубоко целует, и в этот момент Рик начинает вылизывать её там.

Джудит мелко дрожит и стонет от настойчивых ласк языка Рика; Карл гладит её плечи и целует в макушку, но все её ощущения сосредотачиваются на закручивающемся внизу живота удовольствии. Рик помогает себе пальцами, и Джудит вскрикивает, когда её бёдра непроизвольно сжимаются. Рик едва успевает убрать голову, чтобы не оказаться зажатым между ними, и тихо смеётся, гладя её колени, пока Джудит не перестаёт крупно дрожать.

– Ты кончаешь как твоя мама, – шепчет он, а Карл обнимает Джудит и целует её в плечо.

Она чувствует себя и хорошо, и плохо одновременно, но ещё никогда она не ощущала себя такой целой.

***

Джудит всё ещё восемнадцать, когда во время очередной вылазки они с Карлом натыкаются на трёх выживших. Это мужчина, женщина и маленький мальчик, скорее всего, их сын. Мужчина и женщина немолоды: седина уже окрасила в серебристый их волосы, но на вид они бодры духом. Сын что-то рассказывает им, когда Джудит и Карл подходят ближе.

– Здравствуйте, – произносит Карл, – мы не хотим причинять вам вреда.

Женщина подслеповато щурится, вглядываясь в лицо Карла, и вдруг ахает и толкает мужчину в плечо. Тот тоже присматривается и резко приближается.

– Карл? Карл Граймс?

– Гленн? – потрясённо выдыхает Карл и притягивает мужчину в крепкие объятия.

Тут и Джудит наконец вспоминает их.

– Тётя Мэгги? – робко спрашивает она, подходя к женщине, и та кивает, не пряча слёз радости.

– Джудит, – говорит она, – как же ты выросла, милая. А как ваш отец?

– Всё хорошо, – отвечает Джудит и тоже начинает плакать: тётя Мэгги заставляет её вспомнить о детстве в Александрии и о зелёном стёклышке, лежащем на полке в Гнезде рядом с Тедди и Барби, подарками дяди Дэрила.

Тётя Мэгги обнимает Джудит и подзывает дядю Гленна и Карла, чтобы обнять и их тоже. Мальчик всё это время стоит в стороне, с опаской глядя на сцену воссоединения семьи.

– Хершель, подойди, не бойся, – говорит наконец тётя Мэгги, вытирая слёзы. – Это наши друзья, Карл и Джудит. Они хорошие.

И, глядя на этого мальчика, Джудит радостно смеётся, вдруг осознав, что мир не принадлежит только ей. Она присаживается на корточки и доверительно сообщает Хершелю:

– У нас есть дом и много животных: козы, кролики и кот. Хочешь с ними познакомиться?

Хершель трёт кулачком нос и осторожно кивает, а потом несмело улыбается Джудит.

@темы: почеркушечки, трибблятство, Walking Fans

---

Название: It's where my demons hide
Канон: Enterprise (ENT), мимокроссовер с сериалом «Бессмертный»
Размер: драббл, 747 слов
Пейринг/Персонажи: Джереми Хейс/Маллос!Малкольм Рид
Категория: слэш
Жанр: романс
Рейтинг: PG-13
Примечание: (1) - одно из значений «Reed» на английском - тростник.
Название фика - это строчка из песни Imagine Dragons - Demons.

Джереми разбудил холод и резкий запах серы.

– Не может быть, – пробормотал он, не поднимая головы от подушки, – опять с утра. Ма-а-ал!

Хлопок. Шаг. Шорох. Поцелуй в щёку.

– Прости, Джей, – прошептал Малкольм, присаживаясь на краешек кровати, – я не думал, что так задержусь.

Джереми стоически молчал, хотя больше всего ему сейчас хотелось свалить этого несносного человека на кровать, обнять и проспать ещё пару-тройку суток.

– Джей? – робко позвал Малкольм, и Джереми приоткрыл один глаз, глядя на виноватую мину своего личного проклятия.

– Сегодня долбаный выходной, Мал, – проворчал Джереми, наощупь находя руку Малкольма и сжимая её, – а ты снова куда-то уходишь! Что, за все то время, что ты честно служил силам Зла, тебе не могут дать выходной? Ты же работаешь на звездолёте! Поддерживаешь баланс добра и зла в этой крохотной человеческой колонии, мотающейся по космосу!

– Сатана сказал, я слишком очеловечился.

От удивления Джереми даже поднял голову с подушки.

– Ты-то? – спросил он, старательно сдерживая рвущиеся с языка саркастичные шуточки. – Высший демон Маллос, исполняющий обязанности офицера безопасности на первом корабле землян, развившем скорость в шесть варпов, обманувший весь Звёздный флот, считающий тебя Малкольмом Ридом?

Но Мал выглядел не взбешенным, а каким-то… печальным?

Сон окончательно канул в лету. Джереми резко сел и схватил Мала за плечи.

– Они что, отзывают тебя? Только не говори, что да!

– Нет, – покачал головой Мал, – они превратили меня в человека.

Джереми замер, ошеломлённо глядя на Мала.

– Шутишь?

– Нет.

Мал и в самом деле был предельно серьёзен. А Джереми никак не мог поверить в его слова.

Если ты демон, это навечно. Ты никогда не познаешь прелести сна, никогда не оценишь в полной мере ни одного запаха: все они будут смешаны с запахом серы, – никогда не почувствуешь по-настоящему человеческого прикосновения: плоть, сотканная дьявольской силой из воздуха, никогда не заменит реального тела. Если ты демон, то ты вечно на грани. И никто не спросит тебя, нравится ли тебе там...

Джереми помнил их первые разговоры, когда узнал, что Малкольма на самом деле зовут Маллос и он вовсе не тот, за кого себя выдаёт. Он отчётливо помнил, как умер, помнил свет в конце тоннеля, банальный до зубовного скрежета, а потом какая-то невероятная сила выдернула его из этого тоннеля и засунула обратно в тело. Мгновенно очнувшись, он увидел облако чёрного дыма, сгущающееся около его кровати. Оно превратилось в Малкольма Рида, тут же судорожно схватившего его за руку – и Джереми никогда не забудет испуганных глаз Мала: “Вдруг не вышло, вдруг с той стороны вернулся не он, Джереми, а кто-то другой?”

Малкольм рассказал ему всё в тот же вечер, покаявшись сразу во всём: и в собственной нечеловеческой природе, и в любви, и в нежелании отпускать. С первым Джереми смирился, второго отчаянно хотел, третье стало его путёвкой обратно в мир живых. Ещё слабый после полученных ран, он обнимал Мала, аккуратно прижавшегося к нему, и знал: больше шанса уйти от майора Хейса у Маллоса не будет.

Со временем демон и человек притёрлись друг к другу, и Джереми часто шутил, что Малу надо было сразу представиться: тогда, по крайней мере, Джереми не пришлось бы гадать, почему Рид его так бесит. Но после нескольких лет службы и жизни бок о бок, практически неразлучно, видя друг друга каждый из трёхсот шестидесяти пяти дней в году (и не исключая двадцать девятое февраля високосного), Джереми не верил: неужели правда Малкольм мог стать человеком?

И решил проверить это единственным возможным способом.

Малкольм, как всегда, не ожидал внезапного поцелуя: открыл рот, чтобы что-то сказать, и вдруг оказался втянутым в самое крышесносное человеческое занятие на свете. Джереми никогда не сдерживался: целовал напористо, каждый раз так, будто поцелуй – это уже секс, буквально трахал рот Малкольма языком. И обычно Мал подключался к процессу почти сразу – но сейчас почему-то сидел смирно и будто прислушивался к своим ощущениям. Тогда Джереми сбавил обороты и начал целовать его более нежно, призывая присоединиться, ответить.

Было странно целоваться по-новому с тем, кого знаешь так долго и так хорошо и с кем привык не нежничать. Обычно Мал был самым страстным любовником на свете – но, возможно, став человеком, он не захочет прежней жёсткости... Джереми вовсе не был разочарован. Напротив, ему всегда казалось, что Мал заслуживает более ласкового обращения. И теперь ему выпал шанс исполнить все свои желания...

Мал оттолкнул его от себя – недалеко, правда, – чтобы восстановить дыхание, и сказал:

– Я всегда знал, что ты сладкий, Джей, но чтоб настолько...

Джереми рассмеялся и дурашливо ткнул его в плечо:

– Кто бы говорил, мистер Сахарный Тростник!

Мал возмущённо ахнул и бросился на него, заваливая на кровать и нависая сверху. В лукавых голубых глазах плясали все черти Ада.

И Джереми определённо нравилось это превращение – в конце концов, в каждом человеке есть немного демона.

@темы: почеркушечки, трибблятство, Бесконечное безобразие в различных комбинациях, Мой ТруЪ-Энтерпрайз, Вот Так Фтука!, Cause I've got faith of the heart

---

Название: Как стать настоящим андорианцем
Канон: Enterprise (ENT)
Размер: мини, 1399 слов
Пейринг/Персонажи: Зи'Лек Шрэн/Джонатан Арчер
Категория: слэш
Жанр: романс
Предупреждение: найф-плей
Рейтинг: NC-17
Краткое содержание: — Ну и как, я теперь стал настоящим гражданином Андории?
Примечание: немного ксенофилия, но это Трек, здесь бесконечное разнообразие в бесконечных комбинациях, а потому можно всё)

Превратиться из немного консервативного землянина в настоящего андорианца – та ещё задачка. Бывший капитан звездолёта «Энтерпрайз» Джонатан Арчер много раз жалел о своём переводе на Андорию в качестве посла. Множество самых невообразимых правил поведения в различных ситуациях, четыре пола – и для общения с каждым из них существовал свод отдельных указаний. Однако здесь и сейчас, именно в это мгновение, Джонатан Арчер отдавал себе отчёт только лишь в том, что жалеет он, в общем-то, зря.

Юшаан-тор – чертовски острый и жизненно необходимый для существования среди льдов инструмент. Он более всего похож на ручной ледоруб, и любой андорианец, достигающий сознательного возраста, учится владению им с такой тщательностью, с какой в старые времена дети земных аристократов изучали манеры обращения со столовыми приборами. После двух земных лет проживания на Андории у Джонатана появился свой личный юшаан-тор, но он по-прежнему восхищался тем, как андорианцы лихо управляются с ними. И однажды во время прогулки со своим старинным другом Зи’Леком Шрэном не удержался от высказывания своего восторга вслух…

В спальнях у андорианцев было нелогично (нахватался же вулканской лексики у Т’Пол!) жарко, а у тех, кто всё ещё не имел пары и относился к тому полу, который ближе к мужскому (если сравнивать с людьми), чем все остальные, на кроватях обязательным атрибутом считалось меховое постельное бельё. И Джонатан, самый вообще-то уважаемый человек в квадранте, сейчас лежал на спине, обнажённый и весьма бесцеремонно привязанный к кровати, и старался не ёрзать по пушистой простыне в предвкушении того, что с ним будут делать.

Зи’Лек казался совершенно невозмутимым, хотя его чёрные глаза коварно блестели, когда он точил свой юшаан-тор, сидя на краю кровати. Одетый.

– Ну что ж, розовокожий, – под настойчивое вжиканье точила о лезвие заметил Зи’Лек, – я долго ждал момента, когда ты нарушишь один из тех наших законов, которые жестоки к неосторожным словам.

– Откуда мне было знать, что мой комплимент выльется в… то, что ты собираешься со мной сделать, – нервно произнёс Джонатан, потянув за все верёвки сразу. Он знал, что привязан крепко, но постараться освободиться был обязан: о свободолюбии и своенравности землян на Андории ходили легенды.

– Ниоткуда, – согласился Зи’Лек. По масляному тону его голоса было ясно, что сложившейся ситуацией он более чем доволен. – Но незнание не освобождает от ответственности, как говорят у вас на Земле.

Всё было просто: выслушав восклицания Арчера, Шрэн рассказал ему, что в кодексе Юшаан есть ещё и пометка о таких случаях. Восхищение владением юшаан-тором должно было сказать объекту этого восхищения о желании говорившего испытать искусство объекта на себе в более интимной обстановке. То есть быть обласканным опаснейшим оружием из того, что было на Андории.

Джонатан отнёсся к этому с обычным достоинством и покорно отправился в дом Зи’Лека в назначенный час. Парень, служивший у Шрэна в качестве дворецкого, горничной и поваром одновременно и отличавшийся от своего босса по половой принадлежности – он был мужчиной женского типа, как объяснил Арчеру Зи’Лек, – деликатно раздел Джонатана и со всей возможной аккуратностью крепко привязал к кровати. А потом пришёл Зи’Лек и вместо того, чтобы сразу приступить к делу, начал демонстративно точить свой юшаан-тор.

Джонатан старался лежать спокойно. Мех, которым были покрыты простыни, приятно щекотал кожу, лёгкий ужас по поводу предстоящего туманил рассудок, и Арчеру казалось, что ничего на свете он так не боялся – и не хотел одновременно. Зи’Лек, как земные животные, чувствовал его эмоции – об этой особенности андориане чужакам не говорили, но на самом деле их непревзойдённое обоняние, способное различать возраст и плотность льда по запаху, могло многое рассказать им о эмоциональном состоянии их оппонентов. Или, в данном случае, Джонатана.

Наконец лезвие сверкнуло в неровном свете кристаллов, освещавших спальню. Зи’Лек отложил точило и повернулся к Джонатану.

– Что ж, розовокожий, – промурлыкал он, и у Джонатана от этого тона по телу побежали мурашки, – будем делать из тебя настоящего андорианца.

У Джонатана пронеслась мысль о том, что обряд ласк с юшаан-тором в андорианских законах упомянут ещё и как один из способов бракосочетания между партнёрами одной градации полов. Надолго, однако, она в его голове не задержалась.

Кончик лезвия – прохладный металл, источающий опасность своей остротой, – заскользил по ноге Джонатана. Шрэн начал с подошвы. Было немного щекотно, и Джонатан прикусил губу, чтобы отвлечься от желания дёрнуть ногой – щекотки он боялся. Юшаан-тор нырнул под его щиколотку, прижавшись на мгновение к беззащитно пульсирующей под кожей артерии, и медленно поднялся вверх, к колену.

Член Джонатана начал проявлять интерес к происходящему, и это было неудивительно. Загадочный полумрак спальни, неровное сияние световых кристаллов, пляшущее на пикантно остром лезвии, глубокое шумное дыхание сосредоточенного на том, чтобы не причинить боли, Зи’Лека… Джонатан не знал, куда ему смотреть: то ли следить за тем, как его кожи мягко касается смертоносное оружие его старого знакомого, то ли на самого Зи’Лека – невероятно, нечеловечески прекрасного. Уже несколько раз взгляд Джонатана останавливался на правой антеннке Зи’Лека – той самой, которую когда-то пришлось отрубить, чтобы остановить бессмысленную в тот момент ярость Шрэна и получить в ответ вместо глухой злобы ещё большее уважение, граничащее с восхищением.

Зи’Лек повернул юшаан-тор, положив лезвие плашмя, и повёл его по внутренней стороне бедра Джонатана до того, как коснулся его мошонки костяшками пальцев. Джонатан вновь, как загипнотизированный, смотрел на юшаан-тор: Зи’Лек аккуратно поддел боковым неострым краем мошонку, и провернул лезвие так, что спустя мгновение смог нежно приподнять яички Джонатана на своём юшаан-торе.

– О боже! – выдохнул Джонатан, замерев от сладкого ощущения потенциальной опасности, новой волной мурашек прокатившегося по коже.

– Настоящий андорианец не признаёт другой религии, кроме войны, розовокожий, – вкрадчиво произнёс Зи’Лек, бережно опуская яички Джонатана на место. – Если хочешь стать одним из нас, то забудь о богах. В таких случаях или молчат, или говорят: «О льды Андории!»

– О льды Андории! – прошептал восхищённо Джонатан практически сразу же: Зи’Лек невесомо провёл кончиком лезвия юшаан-тора вдоль одной из вен на его члене и легонько пощекотал им уздечку. Прикосновения металла почти не ощущались, но Джонатан прекрасно видел, как танцует смертоносное лезвие на чувствительной кожице головки, и заворожённо смотрел, боясь даже дышать, чтобы нечаянным движением не испортить стараний Зи’Лека и не пораниться.

Наверняка таких мастеров в обращении с юшаан-тором сложно сыскать и на всей Андории: Зи’Лек, хоть и был напряжён, оставался предельно спокойным, и руки его не дрогнули ни разу. Вдруг он заговорил хриплым низким голосом, от которого у Джонатана всё сладко сжалось внутри:

– Моё терпение на исходе, розовокожий, поэтому я предлагаю завершить ритуал. Признаёшь ли ты, Джонатан Арчер, сын Земли, гость ледяных полей Андории, власть моего юшаан-тора над твоим?

– Признаю, – ответил Арчер на грани слышимости, но Зи’Лек отлично всё уловил.

– Тогда клянусь, что не нанесу тебе никакого оскорбления, пока не появится значительного повода для этого согласно законам Андории. И прошу не считать оскорблением…

Юшаан-тор в последний раз сверкнул, промелькнув в воздухе, и с металлическим звоном приземлился на пол где-то в темноте перед кроватью, а Зи’Лек крепко обхватил ладонями бёдра Джонатана и взял в рот его член. Джонатан рвано вдохнул и вскинул бёдра навстречу почти обжигающему после холодной остроты юшаан-тора теплу рта Зи’Лека.

Это было невероятно. Джонатан вёл довольно богатую половую жизнь во время обучения в Академии Звёздного флота, но уже много лет компанию ему составляли только правая рука да случайные инопланетянки во время увольнительных. И всё же Джонатан не помнил другого такого страстного и умелого минета. Зи’Лек будто всю жизнь занимался сексом с землянами, стремясь достичь в постельном искусстве такого же мастерства, как и во владении юшаан-тором.

– Зи’Лек, я… – выдавил Джонатан, чувствуя, как стремительно приближается к оргазму, но синие пальцы Зи’Лека только крепче стиснули его бёдра, а юркий язык стал ласкать настойчивее. И Джонатан вцепился в верёвки, обвивавшие его запястья, с громким восторженным стоном кончая.

Когда способность видеть и слышать мир вокруг вернулась к Джонатану, Зи’Лек заканчивал развязывать его руки. Джонатан пошевелил ногами и с наслаждением согнул их в коленях, едва ощутил свободу.

– А как же ты? – спросил он у Зи’Лека, впрочем, тут же лениво прикрывая глаза.

– Твоя пылкость заразительна, розовокожий, – язвительная привычка общения с помощью кличек никуда не делась, и Джонатан приоткрыл один глаз, ловя обворожительную улыбку Зи’Лека. – К сожалению, брюки мои сейчас никуда не годятся. Но это не твоя забота: Ан’Шат получает плату за работу в доме и умеет хранить маленькие секреты известных воинов Андории.

Говоря это, Зи’Лек снял брюки и отбросил их туда же, куда ранее полетел юшаан-тор, потом отправил туда же верхнюю часть своей формы и опустился на меховые простыни рядом с Джонатаном, разворачивая большое пушистое одеяло.

– Ну и как, я теперь стал настоящим гражданином Андории? – спросил Джонатан, пододвигаясь к Зи’Леку и с исследовательским, въевшимся в подкорку интересом глядя ему в глаза.

– Даже немного посинел, – абсолютно серьёзно сказал Зи’Лек, в отблесках световых кристаллов казавшийся каким-то сказочным существом из древних мифов. Джонатан улыбнулся ему, а потом поцеловал.

Теперь была его очередь превращать андорианского воина в истинного землянина. И французские поцелуи для этого подходили как нельзя лучше.

@темы: Star Trek, трибблятство, Dear, I'm Trekky-bitch!, Арчер - самый харизматичный кэптин, Вот Так Фтука!, Cause I've got faith of the heart, Антеннки передаются половым путём (с)

---

Название: Чехов — ясный сокол
Канон: Alternative Original Series (AOS, Reboot)
Размер: мини, 1232 слова
Пейринг/Персонажи: Леонард Маккой/Павел Чехов
Категория: слэш
Жанр: романс
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Неожиданное переплетение сказки и реальности в одном космическом путешествии в двадцать третьем веке.
Примечание: действие происходит во время пятилетней миссии, после STID.

Маккой бежал.

Небо, казалось, вот-вот должно было обрушиться на землю – повсюду грохотали взрывы, слышались яростные взвизгивания фазерных лучей и крики сражающихся не на жизнь, а на смерть людей и клингонов. Увернувшись от случайного луча, Маккой буквально упал в небольшую нишу среди камней и попытался отдышаться: бежал он долго и в гору. В долине кто-то блокировал связь, и коммуникаторы оказались бесполезны десанту, нарвавшемуся на так же изучавших планету клингонов.

– “Не хочешь ли прогуляться, Боунз?” Ну, если клингоны не убьют тебя, Джим, то, чёрт подери, это сделаю я, клянусь своей лицензией, – прохрипел Маккой, попытавшись придать своим словам как можно более саркастичный тон, и, достав из кармана коммуникатор, рявкнул в него: – Скотти!

И – о, чудо! – сквозь помехи раздался взволнованный голос мистера Скотта:

– Я вас слушаю, док! Координаты?

– А чёрт его знает, – со смаком выругался Маккой, – с моей позиции видно десант, но рассчитать точные координаты… Я доктор, а не грёбаный гений! Вы что, не можете засечь их сами?

– Помехи, – коротко и как-то похоронно произнёс Скотти, и Маккой ещё раз выругался сквозь зубы, готовясь хоронить Джима по-настоящему, как вдруг услышал до боли знакомый звонкий голос:

– Я сумею помочь, мистер Скотт! Пошлите меня к доктору!

– Чехов, не смей! – прорычал Маккой в коммуникатор. – Я сижу в крохотной расщелине между камнями, а на открытом пространстве тебя тут же расстреляют!

Но коммуникатор упрямо молчал, мигая индикатором ожидания, означавшим, что Чехов клал с прибором на все пожелания долгой и счастливой жизни.

– Чёртов смертник! – простонал он и ударился затылком об камень, мучимый бессильной яростью.

Чехов был самым молодым членом экипажа, совсем ещё мальчишкой, несмотря на то, что ему уже стукнуло двадцать два. Маккой безумно хотел спасти жизни тех, кто остался со Споком и Кирком в долине, среди диких зверей – и клингонов, бывших намного хуже, но рисковать Чеховым он хотел ещё меньше.

***

– … Бросила Марьюшка пёрышко на пол и проговорила: «Любезный Финист — ясный сокол, явись ко мне, жданный мой жених!». И явился ей молодец красоты неописанной. К утру молодец ударился об пол и сделался соколом. Отворила ему Марьюшка окно, и улетел сокол к синему небу. Три дня Марьюшка привечала к себе молодца; днём он летает соколом по синему поднебесью, а к ночи прилетает к Марьюшке и делается добрым молодцем…

Чехов, как оказалось, был великолепным рассказчиком. Маккой убедился в этом ещё на Энтерпрайз, когда Павел загремел в медотсек на целый месяц: очередной десант оказался очень неудачным, и по сравнению с некоторыми ребятами из отдела безопасности, чьи красные форменные свитера, казалось, магнитом притягивали опасность, Чехову ещё повезло: он остался в живых. Благодарный за спасённую жизнь Чехов не отлипал от Маккоя целыми днями, как только смог снова ходить. Он развлекал пациентов шутками и интересными историями, мог часами рассказывать о звёздах и исследованиях космоса. Павел был ходячей энциклопедией, но даже научные термины из незнакомых Маккою областей из уст Чехова звучали только в сопровождении коротких и точных объяснений, а потому любой рассказ был и интересным, и информативным. К концу вынужденного заточения Чехова в медотсеке Маккой начал неплохо разбираться в квантовой физике и наконец по-настоящему понял принципы работы варп-полей, которые еле сдал в Академии. А по вечерам Чехов садился в кресло возле капитана – тому, по обыкновению, досталось больше всех, и он непривычно тихо лежал на больничной кровати, бледный и обмотанный бинтами с регенерационным гелем, – и начинал рассказывать по памяти русские сказки.

– На четвертый день сестры злые заметили — наговорили отцу на сестру. «Милые дочки, — говорит отец, — смотрите лучше за собой!». «Ладно, — думают сестры, — посмотрим, как будет дальше». Натыкали они в раму острых ножей, а сами притаились, смотрят. Вот летит ясный сокол. Долетел до окна и не может попасть в комнату Марьюшки. Бился, бился, всю грудь изрезал, а Марьюшка спит и не слышит…

В те мучительные дни ожидания, когда только от живучести Джима зависело, выйдет ли он из комы, Леонард находил успокоение только в этих тихих вечерах, окутанных магией волшебных русских сказок и очарованием кудрявого русского парня, глубоко засевшего в сердце.

***

Маккой выглянул из своего укрытия в скалах, ища взглядом Джима, но с удивлением увидел, как тот скрывается в сиянии транспортерного луча. Неужели всё же Чехову удалось? Но что он сделал? Отключил поле? И куда переместился вначале, что его не заметили клингоны?.. Неожиданно промельк чего-то, не похожего на фазерный луч, привлёк внимание Леонарда, и тот обомлел: в небе над долиной носилась из стороны в сторону какая-то птица. Она то камнем падала на землю, тормозя над головой очередного члена десанта, то стрелой взмывала в небо, оставаясь прямо над человеком с «Энтерпрайз», и, как только она достигала высоты, на которой находился Маккой, человек исчезал в луче транспортера, а птица бросалась к следующему члену экипажа.

Леонард невольно залюбовался: чистая живая энергия птицы поражала воображение. Ещё ни разу в жизни Леонард не видел, чтобы птицы были такими умными и так летали. Почему-то вопросом, откуда взялась необычная спасительница, он задался только тогда, когда никого из десанта не осталось на поверхности и птица ринулась ввысь, чтобы исчезнуть. А потом его и самого захватил транспортерный луч.

***

Первым, кого Леонард увидел на «Энтерпрайз», был… сокол.

– Док, вы целы? – обеспокоенно спросил Скотти, не обращая внимания на основательно растрёпанную птицу, сидящую на панели управления транспортером и как ни в чём не бывало чистящую перья.

– Ага, – кивнул ошарашенный Маккой, не сводя глаз с прихорашивающегося сокола.

Проследив взгляд доктора, Скотти отчего-то хихикнул:

– А с птичкой сами объясняйтесь. Десант в порядке, есть раненые, но сестра Чепел уверила меня по внутренней связи, что ваша помощь не требуется. Я пошёл!

Едва двери транспортаторной с глухим шелестом закрылись за Скотти, Маккой будто отмер:

– Любезный Финист – ясный сокол, – сказал он неуверенно, – явись ко мне, жданный мой жених!

Не то, чтобы Леонард Маккой, врач с многолетним стажем, верил в сказки и уж тем более ждал какого-то жениха, слова из сказки почему-то казались ему очень уместными в данном случае. Ведь если не сказочным способом, то как тогда на звездолёте оказался живой сокол?

Птица лукаво посмотрела на Леонарда, повернув голову. «Давай, проси ещё», – говорил её ужасно самодовольный вид.

– Встань-покажись, Финист – ясный сокол, – снова попытался Леонард и, подумав, добавил: – Пожалуйста.

Сокол тряхнул крыльями и спикировал на пол, ударяясь о него со всей дури, но, к пущему удивлению (и даже больше – охуению) Леонарда, не разбился, а обратился в облачко дыма, брызнувшее во все стороны сияющей пылью. Когда пыль рассеялась, на месте сокола стоял виновато улыбающийся Чехов.

– Здравствуйте, доктор Маккой, – сказал он неуверенно и почему-то покраснел.

Леонард опустил взгляд и нервно рассмеялся.

– Серьёзно, Павел? Да вам срочно нужна полиция моды!

Чехов был одет в чудной расписной кафтан и тёмно-синие штаны старинного фасона. На ногах у него красовались красные сапоги с загнутыми кверху носами. Это всё смотрелось гротескно в антураже современного звездолёта, но – Леонард не мог этого не признать – Чехову невероятно шло.

– Доктор Маккой, я… – начал было оправдываться вконец засмущавшийся Чехов, но Леонард заметил в его кудрях длинное соколиное перо и подошёл к Павлу.

Тот затаил дыхание, глядя на Леонарда немного снизу вверх, и тихо ахнул, когда Леонард поднял руку и аккуратно вынул перо из его волос. У Павла были ясные голубые глаза, не такие, как у Кирка – кричаще-яркие, но цвета безоблачного летнего неба, которое можно наблюдать в Джорджии почти весь год. А Леонард и не замечал.

– Ну что, Финист, попался? – спросил он ласково, глядя, как Павел смущённо краснеет, но упрямо не отводит взгляд.

– Попался, – без тени раскаяния ответил Чехов и вдруг качнулся вперёд, обнимая Леонарда за шею и неловко утыкаясь ему в губы своими губами.

Мысленно усмехнувшись, Леонард притянул Павла к себе, крепко обняв, и поцеловал по-настоящему.

Не каждый день ведь сказочные герои спасают его и экипаж из передряг. А это стоит благодарности.

Да и пёрышко заветное Чехова – ясна сокола Леонард, согласно правилам сказки, всё-таки добыл.

@темы: почеркушечки, Star Trek, трибблятство, ЭНСИН ЧЕХОВ, ПАВЕЛ АНДРЕЕВИЧ, СЭР, Dear, I'm Trekky-bitch!, Кощей стартрековского разлива - Леонард "Боунс" Маккой

---

Название: Вместо будильника
Канон: Alternative Original Series (AOS, Reboot)
Размер: драббл, 424 слов
Пейринг/Персонажи: Кристофер Пайк/Леонард Маккой
Категория: слэш
Жанр: романс
Рейтинг: R

Иногда Кристофер задаёт себе вопрос, что же Леонард в нём нашёл. Кристофер Пайк имел только красивое звание адмирала Флота, выматывающую работу в Академии и инвалидность, оставленную на память Неро. Сам он давно поставил на себе крест, но офицеру Леонарду Маккою, начальнику медицинской службы «Энтерпрайз» в отставке, почему-то было не всё равно.

Они сошлись ещё до того, как Леонард закончил Академию, спонтанно, но бурно. Не привыкший к романам Кристофер и Леонард, ещё не совсем отошедший от развода с женой, — они были той ещё парочкой, но Маккой стойко терпел подколки Джима Кирка и непрофессионально бил морду всем, кто смел назвать Кристофера стариком. А потом были бой с ромуланцами и паразит, проникший к Пайку в голову, который нарушил его двигательные функции настолько, что ни костыли, ни трость не годились для передвижения. Только инвалидная коляска...

... Он проснулся от того, что его член оказался в плену восхитительно горячего рта. Сонно приоткрыв глаза, Кристофер посмотрел вниз и встретился взглядом с абсолютно довольным жизнью Леонардом. Тот подмигнул ему и аккуратно насадился на его член почти до упора. Они частенько практиковали друг на друге технику глубокой глотки, и Кристофер пожалел лишь, что чёртовы мышцы не слушаются и нельзя как следует вскинуть бёдра.

Леонард, впрочем, и сам с этим справлялся: приподнимал и опускал голову, старательно дыша носом в коротких перерывах между движениями, а потом выпустил член Кристофера изо рта и начал с громким чмоканьем его облизывать. Это было одновременно возбуждающе и забавно, так что Кристофер тихо рассмеялся. Леонард улыбнулся ему в ответ и отбросил шалости. Приласкав член рукой, он взял в рот головку и начал медленно её посасывать. Кристофер откинул голову назад и расслабленно застонал, поощряя это.

Руки у доктора Маккоя были поистине волшебные, но Кристофер эгоистично не хотел, чтобы кто-то узнал, насколько волшебный у Леонарда рот. Горячий, мягкий и мокрый, он обхватывал член так, что из головы мгновенно испарялись все мысли. Леонард вырисовывал языком узоры на гладкой коже головки, щекотал уздечку. И вдруг несколько раз сильно, с нажимом двинул рукой вверх-вниз, а потом снова насадился ртом, и Кристофер кончил со стоном, а когда немного пришёл в себя, Леонард уже был рядом.

Поцелуй отдавал вкусом спермы и зубной пасты.

— Вместо утреннего кофе? — улыбнулся Кристофер, когда Леонард отстранился. Тот фыркнул.

— Ещё чего. Кофе я сварил уже полчаса как: ты же, извращенец, холодным его пьешь. А это вместо будильника.

Кристофер посмотрел на тумбочку и действительно увидел там кружку с кофе.

— Я люблю тебя, Лео, — сказал он ласково, протягивая руку и гладя Леонарда по щеке.

Ноги на самом деле не так уж и важны. Важны те, кто рядом.

А Леонард, похоже, будет рядом с ним всегда.

@темы: почеркушечки, Star Trek, трибблятство, Dear, I'm Trekky-bitch!

---

Название: Drunk sex games
Канон: Alternative Original Series (AOS, Reboot)
Размер: драббл, 739 слов
Пейринг/Персонажи: Павел Чехов/Монтгомери Скотт
Категория: слэш
Жанр: PWP, юмор, крэк
Рейтинг: R — NC-17

Очередная увольнительная «на берег», как пошучивал капитан Кирк, после полугода непрерывной работы на корабле казалась раем всем, кроме Скотти. Он не хотел покидать «Энтерпрайз»: в конце концов, за Серебряной Леди требовался присмотр, а кто, как не главный инженер, должен этот присмотр обеспечивать?

Но Маккой, с которым успел сдружиться Скотти, силком выпихнул его в транспортаторную и пригрозил недельным заключением в медотсеке для принудительного отдыха. И Скотти ничего не оставалось, кроме как отправиться навстречу приключениям вместе с «десантом» с капитаном Кирком во главе.

В баре, где отдыхал экипаж, было слишком много музыки и ярких цветов. Скотти мутило не столько от выпитого, сколько от отдающихся где-то под печенью мощных звуков колонок. Он с удовольствием вернулся бы сейчас на корабль — но вдруг увидел кое-что, что его отвлекло.

Неподалёку от Скотти за стойкой сидел Павел Чехов и, нахмурившись слишком уж сурово для своего возраста — навигатору едва стукнул двадцать один, — заливался водкой. В том, что это была именно водка, Скотти не сомневался, но ему было интересно, из-за чего Чехов так ведёт себя в редкую увольнительную, которой, казалось бы, должен был радоваться. И на этот раз любопытство взяло верх.

— Ты чего такой хмурый, парень? — без обиняков начал Скотти, и Чехов, бросив в его сторону мрачный взгляд, опрокинул ещё одну стопку.

— Трахаться хочется, — сказал он как-то убито и настолько серьёзно, что Скотти стало немного жаль его. — Я подкатил ко всем, к кому мог, в этом долбаном баре, но они смотрят лишь на нашего золотого капитана. Kak je on zajebal, сил моих нет.

Чехов хотел было взять ещё одну стопку, но вздохнул и сердито махнул рукой: все они оказались пустыми. Скотти меж тем обдумывал его слова.

На самом деле обаяние капитана Кирка действительно давало такой эффект: все вокруг вне зависимости от пола как будто вступали в фан-клуб «Джим-Ти» и яростно дрочили на светлый образ. Иммунитетом обладал лишь офицерский состав альфа-смены мостика, работавшей бок о бок с Кирком дольше, чем он был капитаном. Но переубедить слепо влюблённых в него людей не представлялось возможным. Доктор Маккой жаловался, что даже его дочь в восторге от голубых глаз Кирка и хочет выйти за него замуж, когда вырастет.

— Голубые, — ворчал, бывало, Маккой, разливая скотч по стаканам, — как яйца дрозда.

По сему выходило, что проблема у Павла серьёзная: когда молодому человеку ничего не светит в увольнительной, ему можно только посочувствовать. И вдруг к Скотти в голову пришла гениальная мысль.

— Лгун ты, Чехов, — покачал головой Скотти и сделал выражение а-ля «ты был плохим мальчиком, Санта не принесёт тебе подарок» — Павел непонимающе посмотрел на него. — Ведь ко мне ты ещё не подкатывал.

Это был весьма неизящный ход, но в их с Чеховым состоянии и он прошёл на «ура». Чехов отодвинул от себя стопку и с самым серьёзным видом сказал:

— Скотти, у тебя охуенно прекрасные глаза. И я хочу узнать, как ты будешь смотреть на меня после того, как я тебя трахну.

— А ты шустрый, — хохотнул Скотти — но всё равно почувствовал горячую волну, прокатившуюся по всему телу по направлению к паху. — Куда пойдём?..

... Туалет — не самое лучшее место для секса, но когда ты пьян, тебе и тесная кабинка раем покажется.

Чехов и Скотти ввалились в неё, самозабвенно целуясь. От них обоих разило виски и водкой, но они не чувствовали этого. Едва закрыв двери, они начали стаскивать с себя штаны.

— Смазка? — тяжело дыша, спросил Скотти.

— Есть, — Чехов пошарил в кармане и достал небольшой тюбик.

— Тогда давай.

Подготовку Скотти запомнил смутно: Чехов возмутительно жарко дышал ему в ухо, шептал что-то и умело растягивал вход, так что Скотти оставалось только наслаждаться процессом. И когда Павел толкнулся в него, Скотти подался навстречу, отчаянно желая узнать, что ещё он умеет.

Чехов трахал его совершенно замечательно: в неровном ритме, с оттяжкой, не давая привыкнуть, и Скотти бесстыдно стонал при каждом толчке, пытаясь подстроиться и постоянно терпя неудачу, но совершенно не расстраиваясь из-за этого. В какой-то момент Чехов дёрнул его на себя особенно сильно, угол проникновения поменялся, и от сильной стимуляции простаты Скотти буквально через несколько секунд низко вскрикнул и кончил, даже не прикасаясь к себе. Чехов впился губами в его шею и тоже кончил, по-джентльменски выставив руку вперёд, чтобы не впечатывать Скотти в стену.

Некоторое время они оба пытались отдышаться, а потом Скотти рассмеялся.

— Что? — спросил Чехов. — Что-то не так?

— Они носятся за Кирком, — Скотти никак не мог перестать смеяться, — а гений секса на самом деле тут трахается в грязной кабинке с его лучшим другом!

И звонкий смех Чехова смешался с его собственным, образуя идеальный мотив чего-то нового.

Быть может, теперь у Скотти и без увольнительных будет повод отвлечься от своих профессиональных обязанностей...

@темы: почеркушечки, трибблятство, ЭНСИН ЧЕХОВ, ПАВЕЛ АНДРЕЕВИЧ, СЭР, шотландский виски, ирландские парни, сюрпризы под килтами

---

Название: Passion
Канон: Enterprise (ENT)
Размер: драббл, 833 слова
Пейринг/Персонажи: Джонатан Арчер/Чарльз «Трип» Такер III
Категория: слэш
Жанр: PWP, романс
Рейтинг: NC-17
Предупреждения: секс с тентаклями

Через неделю после происшествия в грузовом отсеке Арчер понял, что с ним происходит что-то не то.

Всё началось с зуда. Жутко чесалось под мышками, как от комариных укусов, — ни одна мазь от этого не спасала. Флокс несколько раз осматривал его, но наконец развёл руками, сказав, что это от нервов, и вообще: у коммандера Такера те же самые симптомы. Но тогда Арчер не придал этому значения.

Потом начались сны. В них Арчер снова возвращался в нейронную сеть того странного существа, и неописуемый восторг переполнял его ласкаемый нейроимпульсами мозг. Но самое замечательное было в том, что его разум свободно сливался с разумом Такера, будто степенная река, текущая по долине, сливалась с быстрым горным ручьём.

Ему не хватало этого единения.

***


С каждым днём Арчер всё больше привыкал к зуду и уже не пытался счесать кожу с подмышек — хотя и не мог сказать, что эта идея не казалась ему заманчивой. Члены команды словно не замечали, что с капитаном было что-то не так, и только коммандер Такер вдруг начал избегать его общества. На любую просьбу: пообедать в капитанской столовой или прийти и посмотреть матч по водному поло, — Трип лаконично отвечал:

— Я занят.

Арчеру такое поведение друга не нравилось совершенно. Вспомнив слова доктора Флокса о сходных симптомах, он решил, что Такер просто плохо справляется с зудом и ему нужно помочь.

После смены Арчер взял пиво и запись любимой игры Трипа и пошёл к нему в каюту.

***


Стук в дверь ничего не дал, на просьбу по внутренней связи тоже никто не откликнулся. Джонатан нахмурился и ввёл на панель доступа капитанский код. Дверь отъехала с тихим шипением, впустив Джонатана, и вновь закрылась. Арчер осмотрелся вокруг и увидел Такера...

... который лежал, вцепившись зубами в собственное предплечье, и яростно дрочил. Но не рукой.

Джонатан заворожённо смотрел на нежно-белое щупальце, скользившее по возбуждённому члену Трипа и оставлявшее на красной коже потёки вязкой мутной слизи. Такер, похоже, даже не заметил, что кто-то вошёл: он вдохновенно двигал щупальцем, сладко постанывая в процессе. Голова его была запрокинута, глаза зажмурены, а тело всё покрылось испариной: видимо, он занимался этим уже давно...

Под мышками засвербело яростнее обычного, и Джонатан вдруг почувствовал невероятный прилив возбуждения. До дрожи захотелось впиться в губы Такера, помочь ему своей рукой... Джонатан поставил всё, что принёс, на стол — Трип снова не обратил внимания, — и приблизился, сняв с себя свитер.

Трип распахнул повлажневшие глаза и ахнул, увидев Джонатана, но тому уже было всё равно. Он наклонился и поцеловал Трипа, пьянея от чувства вседозволенности. Трип застонал ему в рот и ответил. Они целовались яростно, жадно, сталкиваясь зубами, и, даже отрываясь, чтобы набрать воздуха, ожесточённо ласкались языками. Это было похоже на помешательство, но Джонатан ещё никогда до этого момента не чувствовал себя настолько живым.

— У тебя тоже есть... Они? — наконец спросил Трип, слегка задыхающийся от непрерывных поцелуев, и провёл щупальцами по плечам Джонатана. У Трипа их было два, и оба росли из подмышек. Но как можно было не заметить их раньше? — Они убираются.

Джонатан вздрогнул и вдруг явственно ощутил разум Трипа в своём — или свой в его?.. Они снова стали единым сознанием, и от бури эмоций Трипа, ворвавшихся в его разум, Джонатан застонал, мгновенно возбуждаясь до предела. Подмышки вдруг пронзила резкая боль, и из-под его собственных рук тоже показались два щупальца, чуть темнее и длиннее щупалец Трипа.

Тот со счастливой улыбкой наблюдал рождение двух новых конечностей Джонатана и, как только они отряхнулись от капель крови, оставшихся от разрыва, произнес:

— Снимай.

Джонатан понял его без объяснений: он слышал мысли Трипа так же, как Трип слышал его, — и стащил с себя брюки, а потом сел и мысленно пригласил Трипа к себе на колени.

Трип так и сделал, пошатываясь от возбуждения, прижался к Джонатану вплотную и, когда их члены соприкоснулись, обхватил их щупальцем. Джонатан охнул: слишком яркое было ощущение, — и добавил к нему своё щупальце. Они быстро задвигались вверх и вниз, идеально тесно, с идеальным нажимом, и Джонатан, не помня себя, беспорядочно ласкал Трипа вторым щупальцем, пока тот отвечал ему тем же.

Трип был таким прекрасным сейчас, таким бесконечно желанным, что у Джонатана сердце заходилось в бешеном стуке, и он гладил Трипа, целовал и ловил его всхлипывающие стоны, когда они оказались на грани оргазма. Джонатан и сам стонал точно так же — и Трип сжимал его лицо в своих ладонях и целовал, целовал, целовал...

Оргазм оглушил и ослепил их обоих; если бы Джонатан знал, что для этого нужно побывать в плену у существа с другой планеты, он бы охотился за ним по всей галактике. Трип обессиленно привалился к нему, уткнувшись лбом в его плечо и тяжело дыша. Контакт их разумов постепенно бледнел, щупальца заползали обратно в кожистый карман под мышками.

Трип вдруг хрипло рассмеялся, и Джонатан уловил последний угасающий импульс его мыслей — усталость и счастье.

— Зря ты выпустил их, дружище, — сказал Трип. — Теперь каждые два дня нужно будет вот так выкладываться. Хотя сейчас мы ещё быстро справились: в прошлый раз я долго возился, чтоб хоть как-то утихло...

Джонатан прихватил губами мочку уха Трипа, вызвав у того рваный вздох, и ответил:

— У тебя или у меня?..

... И только субкоммандер Т’Пол недоумевала, почему капитан и главный инженер «Энтерпрайз» вдруг перестали обращать на неё внимание.

@темы: почеркушечки, Арчер - самый харизматичный кэптин, Бесконечное безобразие в различных комбинациях, Мой ТруЪ-Энтерпрайз, Такер - МАМА Я ВЛЮБИЛАСЬ В НЕГО, Вот Так Фтука!, Cause I've got faith of the heart, Трип Такер - наше всё!

---

Название: Только да
Канон: Enterprise (ENT)
Размер: драббл, 648 слов
Пейринг/Персонажи: Хоши Сато/Т'Пол
Категория: фемслэш
Жанр: PWP
Рейтинг: R – NC-17

Хоши не может уснуть уже который день. Усталость наливает веки свинцом и окутывает голову туманом, оседая радиоактивной росой в сознании. Когда Хоши умывается, глаза немилосердно щиплет от воды. Ей кажется, что удастся уснуть прямо на посту, подперев голову и привалившись к панели связи, но, как назло, сон не хочет приходить к ней ни там, ни в её каюте. Каждый раз она беспокойно ворочается на кровати почти до утра и засыпает где-то за полчаса до звонка будильника. Лучше бы не ложилась. Голова отзывается пульсирующей болью на любое движение, и Хоши в отчаянии пьёт убойную дозу чая с успокаивающими травами. Не помогает.

Тогда Хоши идёт к Флоксу, ещё не зная, что подписала приговор своему внутреннему спокойствию.

***


– Расслабьтесь, Сато, это всего лишь массаж.

Хоши честно старается последовать совету Т’Пол, но когда проворные пальцы той вновь пробегают по чувствительной коже на внутренней стороне бедра, да ещё и в опасной близости от трусиков… Это совершенно невыносимо. За ту неделю, что Хоши, по совету Флокса, ходит на вулканский нейромассаж в исполнении Т’Пол, она стала спать, как убитая, но появилась новая проблема. Ей снится, что она целуется с субкоммандером Т’Пол, и та гладит её между ног до сладкой истомы.

Наяву же эти регулярные занятия – всего лишь медицинская процедура, хоть и интимная до ужаса. Т’Пол, кажется, не смущает, что Хоши для массажа остается только в трусиках. Невозмутимость субкоммандера переходит все границы – ещё ни одно живое существо не было таким равнодушным, когда массировало её грудь! Обнажённую грудь!

Хоши злится и рвется в увольнительную, чтобы поскорее перестать хотеть длинные изящные пальцы Т’Пол в себе, умирающей от желания. Но шанса всё не выдается, и Хоши медленно сходит с ума, продолжая появляться на пороге каюты Т’Пол каждый вечер…

***

– У меня ничего не получится, если ты сейчас же не сбросишь напряжение, Сато, – настойчиво говорит Т’Пол, убирая руки с плеч Хоши, которая тем временем пытается не стонать от того, как ей хорошо.

– Но я же расслаблена, субкоммандер! Всё в порядке, мы можем продолжать! – отвечает Хоши, надеясь, что Т’Пол вернётся к своему занятию. Но нет.

– Я не смогу тебе помочь, пока ты так напряжена.

Т’Пол внимательно смотрит ей в глаза, и что-то внутри Хоши перегорает, иначе как объяснить то, что она наклоняется вперёд и запечатлевает на губах Т’Пол поцелуй?

Осознание содеянного настигает тогда, когда Хоши почти готова поцеловать Т’Пол ещё раз.

– Господи, субкоммандер, простите, я не знаю, что на меня нашло, – тараторит она, подскакивая с места и мысленно уже убегая по направлению к своей каюте, но тут Т’Пол хватает её за руку, разворачивает к себе и целует, глубоко и сладко.

Мысли мгновенно путаются, и Хоши стонет, прижимаясь к Т’Пол и отвечая на поцелуй. Руки Т’Пол с силой гладят её спину, и боже, кажется, что не одна Хоши мучилась от недостатка секса.

Т’Пол толкает её на кровать, и Хоши зачарованно смотрит, как идеальные пальцы той быстро расправляются с пуговицами на голубой шёлковой пижаме. Грудь у Т’Пол красивая, с не слишком широкими ореолами сосков, и Хоши обнимает её ладонями, щекоча соски большими пальцами. Т’Пол нечитаемо смотрит на неё, наклоняется и снова целует, скользя рукой по её животу вниз, к влажным складкам половых губ.

Хоши дышит ртом, когда Т’Пол, чуть прикусив мочку её уха, вводит в её лоно сразу два пальца. Нежная пульсирующая плоть отзывается на проникновение сладостной дрожью, и Хоши впивается зубами в нижнюю губу, чтобы не начать громко стонать. Т’Пол медленно трахает её пальцами, наращивая темп, и в какой-то момент добавляет третий, подушечкой большого пальца находит клитор и с нажимом трет его. Хоши выгибается навстречу бесстыдным рукам, ей хорошо до звёзд в глазах, и она кончает через минуту. Т’Пол вовремя ловит невольный вскрик, заткнув её рот поцелуем.

Хоши немного потряхивает после оргазма, и она пытается отдышаться. Т’Пол садится рядом и, кажется, намеревается одеться. Хоши перехватывает её руку, тянущуюся за верхней частью пижамы, и целует в раскрытую ладонь. У Т’Пол расширяются зрачки и она удивлённо выдыхает.

– Позволь провести с тобой эту ночь, – говорит Хоши по-вулкански и заранее знает, что ответа «нет» не услышит.

Только «да».

@темы: почеркушечки, Бесконечное безобразие в различных комбинациях, Т'Пол - систер оф стайл, Вот Так Фтука!, Cause I've got faith of the heart

---

Название: Души человеческие
Канон: Enterprise (ENT), Alternative Original Series (AOS, Reboot)
Размер: мини, 2228 слов
Пейринг/Персонажи: Леонард Маккой/Павел Чехов, Чарльз "Трип" Такер III/Т'Пол
Категория: гет, слэш
Жанр: драма, ангст
Рейтинг: PG-13
Предупреждения: смерть персонажей
Краткое содержание: Но вот он – стоит, пялясь как болван на узорчатые решётки, за которыми виднеются ряды надгробий, и не может ступить ни шагу туда, в свою новую реальность. Туда, где Пашины любимые цветы будут лежать на прохладной земле вместо уютного кольца тёплых юношеских ладоней.
Примечание: своевольная трактовка канона - судьба Т'Пол после сериала неизвестна. Крохотная АУ относительно отношений Трипа и Т'Пол.

Солнце ярко светило над Нью-Йорком, будто издеваясь над чувствами хмурого темноволосого мужчины с букетом простеньких ромашек в руках, подошедшего к чугунным воротам, вывеска над которыми гласила: «Кладбище героев Звёздного флота».

Доктор Леонард Маккой ненавидел это место всей душой. Сейчас, утром чудесного летнего дня, находясь в своём долгожданном законном отпуске, Леонард должен был ещё валяться в постели и заниматься ленивым утренним сексом с самым удивительным человеком на свете. Но вот он – стоит, пялясь как болван на узорчатые решётки, за которыми виднеются ряды надгробий, и не может ступить ни шагу туда, в свою новую реальность. Туда, где Пашины любимые цветы будут лежать на прохладной земле вместо уютного кольца тёплых юношеских ладоней.

Сердце снова взорвалось болью, но Леонард крепко стиснул зубы и прикрыл глаза, душа в себе крик, подступающий к горлу с неумолимостью Пашиной смерти.

***

– Lyonya, держись! Уже сейчас, сейчас…

Пальцы Чехова со сверхзвуковой скоростью перемещались по панели управления, и лишь благодаря гениальности юного пилота обломки вражеского судна ещё не превратили шаттл в звёздную пыль.

Маккой лежал на полу за креслом Чехова, прижав разрыв на подвздошной артерии зажимом из набора полевой хирургии. Кровь медленно сочилась из многочисленных ран, но это было пустяком по сравнению с тем, что случится, если Леонард потеряет сознание и отпустит зажим – он в считанные минуты умрёт.

Потрёпанный корпус «Энтерпрайз» показался из-за облака обломков, и Чехов обернулся:

– Lyonya, мы почти там. Потерпи немного.

Леонард кивнул. Он готов был продержаться сколько угодно, когда этого просил Паша. В глазах Чехова горела любовь, окутанная дымкой беспокойства – надо ликвидировать эту дымку.

Стыковочный шлюз был уже рядом, как вдруг Паша выдал какое-то слово на русском: грубое сочетание резких звонких согласных и отрывистая гласная. Ругательство.

– Lyonya, – он снова обернулся, но на этот раз в его глазах стояли слёзы, – прости.

Маккой приподнялся, чтобы увидеть, почему Паша так отреагировал, и похолодел: клингонская «хищная птица» застыла перед «Энтерпрайз». И их шаттл был в зоне поражения.

– Скотти, настройтесь на координаты коммуникатора доктора Маккоя и поднимайте!

Золотистые искры побежали по телу Леонарда, и он успел лишь увидеть, как Паша шепчет одними губами по-русски: «Я люблю тебя», а потом сестра Чепел подхватила Маккоя под руки и помогла забраться на антигравитационную каталку.

***


– Или заходите, или не загораживайте проход, пожалуйста.

Дребезжащий женский голос за спиной заставил Маккоя вздрогнуть, выныривая из воспоминаний, и обернуться. Увидев его обладательницу, Леонард поспешил отступить от ворот и сказал:

– Доброе утро, профессор Т’Пол.

Вулканка – согнувшаяся под грузом времени, седая, хрупкая и покрытая морщинами, как узорчатой тканью… Маккой помнил фотографии из учебника истории – красивую невысокую брюнетку и смеющегося блондина с типичной южной внешностью. Субкоммандер Т’Пол и инженер Чарльз Такер, создавшие прецедент первого межвидового брака. Они поженились на «Энтерпрайз NX-01», бабушке всех земных звездолётов со скоростными варп-двигателями, а через пару лет Такер погиб, не дожив до создания Федерации совсем немного. Т’Пол присутствовала на церемонии официального подписания Хартии Объединённой Федерации планет за кулисами – поддерживала своего друга, капитана Арчера, с которым ныне вместе преподавала в Академии Звёздного флота.

Т’Пол за эти годы так и не вернулась на Вулкан – Земля стала её вторым домом. Маккой слышал, что жила она во Флориде, рядом с Малым каньоном, который ещё называли Зиндийским, – огромной траншеей от смертоносного луча, уничтожившего множество жизней в марте 2153 года. Эту дату всё ещё не перевели в формат звёздных – как не перевели все три мировые войны, гибель Титаника и дату создания первой вакцины в мире.

Почему она выбрала именно Малый каньон? В учебниках писали, что там когда-то жила семья коммандера Такера. Наверное, Т’Пол так и не смогла отпустить своего человека до конца…

Тут Леонард опомнился – он слишком глубоко ушёл в себя, засмотревшись на свою преподавательницу. Теперь он поспешил отвести взгляд, но услышал тихий смех. Когда Леонард осмелился снова посмотреть на неё, водянисто-мутные глаза Т’Пол глядели на него с оттенком сочувствия и лёгкой иронии.

– Да бросьте хоть здесь эту свою профессиональную этику, доктор Маккой. Даже доктор Флокс не стеснялся говорить прямо в таких ситуациях, а он был денобуланином. Просто Т’Пол.

Вулканка взяла его за руку – тонкая сухая женская ладошка крепко сжала широкую и грубую мужскую – и повела за собой прямо в ворота кладбища.

***


– Где он, Джим? – Маккой ходил по палате и откровенно паниковал. Уже четвёртый день, как он очнулся в медицинском изоляторе «Энтерпрайз», и за всё это время никто из альфа-смены мостика не зашёл проведать его. Даже Чехов, mat’ yegou razyatakh.

И вот наконец в палату вошёл Джим, бледный, как в первые пару дней после очередного анафилактического шока. Он смотрел на Леонарда так виновато, что где-то глубоко внутри Маккой сразу всё понял. Но только разумом – сердце отчаянно сопротивлялось известию.

– Леонард…

Маккою стало по-настоящему страшно. Джим никогда не называл его полным именем, только дурацкой кличкой «Боунз», которую Пашка переделал в другую – «Kastchey», имя героя из русских народных сказок. К горлу комом дурноты подкатила безумная надежда: вот сейчас Джим усмехнётся и скажет: «Что, Боунз, купился?», и из-за угла выскочит радостно смеющийся Чехов, и Леонард рассмеётся и разразится шутливо-гневной тирадой на тему своего очередного-так-и-не-случившегося сердечного приступа…

Но Джим умолк и стоял, уставившись в пол, будто набирался смелости признаться Пайку, что это именно он вчера ночью устроил драку в баре и он в курсе, что в Академии вообще-то установлен комендантский час.

– Не молчи! – рявкнул Леонард, теряя терпение и надежду с каждым выдохом. – Говори, дьявол тебя раздери!

– Он мёртв, Леонард, – Джим посмотрел на него. По щекам Кирка текли слёзы, и непонятно было – от жалости они или от сочувствия другу, потерявшему свою любовь.

«Лю-бовь, лю-бовь, лю-бовь, – застучало в голове у Маккоя, – я-тебя-никогда-не-оставлю».

«Прости», – сказал Чехов перед тем, как передать Скотти координаты телепорта.

«Я люблю тебя», – сказал Чехов после того, как Скотти подтвердил получение данных.

Паша.

Пашенька.

Павлуша.

Что же ты наделал, глупый русский мальчик?

Леонард осел на пол, уставившись в пустоту бессмысленным взглядом. Джим бросился к нему и подхватил на руки, нашёптывая какую-то стандартную ложь вроде «Всё будет хорошо», говоря что-то о прощальной аудиозаписи Паши, зовя по имени и по кличке, умоляя Чепел помочь.

Мозг Леонарда отказывался осознавать новую истину – Павла Чехова больше нет. Ему не было дела, как и когда это произошло, сколько он провёл в отключке, благодаря кому из своих сотрудников выкарабкался.

Паша больше никогда не улыбнётся ему. Солнце не запутается в его тёмно-русых, теперь уже только слегка вьющихся волосах, заставляя их принять ярко-рыжий оттенок. Больше никогда длинные тонкие пальцы не будут проворно плести венок из полевых цветов, когда они оба окажутся в увольнительной в гостях у Пашиной бабушки, и Леонард не станет, смеясь, заваливать Пашу на спину среди душистых трав и целовать так, будто всё время мира у него в ладонях.

А зачем тогда жить дальше?..

***


За годы существования Федерации много жизней было положено на алтарь мира в этой галактике. Звёздный путь человечества только начинался, но старые ошибки люди оставили за спиной: теперь они были самыми непревзойдёнными дипломатами, заключали мир и разрешали конфликты между другими расами, писали законы для космических путешествий и никогда не забывали о морали. Но, к сожалению, всегда оставались существа, которые не были согласны с компромиссным путём землян. Жаждали крови ромуланцы и клингоны, нейтральная зона бурлила от внутренних конфликтов, грозящих вылиться в ненужную Федерации межгалактическую войну. И все те, кто отдавал свои жизни за то, чтобы не допустить кровопролития или свести его к минимуму, попадали сюда, на свой личный участок земли в Нью-Йорке.

Т’Пол довольно шустро для своего возраста лавировала между надгробиями и памятниками – от видневшихся золотистых дельт тут и там у Маккоя зарябило в глазах. Наконец Т‘Пол остановилась перед новым надгробием.

– Я здесь, можно сказать, постоянный посетитель, – тихо заметила Т’Пол, – и новеньких прихожу приветствовать каждый раз. Но сейчас это нужно сделать тебе.

Леонард, онемев от накатившего опустошающего ужаса, смотрел на точёную берёзку, под которой стояла точная копия Чехова из камня – не в полный рост, где-то полметра в высоту. Невероятно точная копия, за одним исключением – её обладатель сейчас покоился здесь же, под слоем земли.

Леонард задрожал; крупные слёзы покатились из его глаз, и за водной дымкой он видел только рассыпающиеся на мелкие радуги солнечные лучи. Леонард забыл обо всём и обо всех, упал на колени возле памятника и, обхватив его руками, разрыдался, громко и жалобно, как плачут только те, кто потерял не просто часть своей жизни – всю свою жизнь, и каким-то жестоким чудом остался жить с незаполняемой пустотой в душе.

Время перестало иметь значение, и Леонард предпочёл не думать о нём, но постепенно оно вернулось вновь, затикав где-то на периферии сознания. Он почувствовал, что медленно успокаивается, и неожиданно ощутил стальную хватку на своём плече. Что-то лёгкое и тонкое коснулось его лица, и Леонард машинально вцепился в него пальцами.

Платок. Обыкновенный носовой платок.

– Я знаю, что мистер Кирк так и не смог рассказать тебе, Леонард, о том, как погиб Паша, – начала Т’Пол. – Но ты должен знать, что в последние минуты своей жизни…

***


– … Я думаю о тебе. И всегда буду.

Короткое послание – несколько фраз, пока клингоны наводят оружие и пробивают щиты «Энтерпрайз». Чёртова пятилетняя миссия: ни одного функционирующего фазера не осталось, и Чехов знал это. Поэтому, пока шаттл находился под защитой звездолёта, он вычислял траекторию, по которой можно будет…

– Энсин Чехов, приём! Павел!

Динамик немного похрипывал, но в целом голос капитана Кирка был отчётливым – как и всегда. Паша улыбнулся, уверенно выводя вычисленный курс на главный экран. Рассчитать стратегию уклонения… Стабилизировать питание… Активировать самоуничтожение…

– Кэптин? – Чехов рассмеялся – почему-то нависшая над ним угроза его совершенно не пугала. – Вы читали о боевом манёвре военной авиации «таран», изобретённом в 1914 году русским лётчиком?

– Да, – голос Кирка немного исказился, и это нельзя было списать на помехи. Но на «Энтерпрайз» оставалось свыше четырёхсот жизней, которые прервутся, если «птицу» никто не остановит. – Мой отец воспользовался им, прикрывая отлёт челноков с «Кельвина». Чехов, что вы задумали?

– Мой прапрапрапрадед, – рука Павла уверенно легла на панель управления, пальцы находили нужные кнопки на ощупь, не подключая к процессу зрение. Чехов с болью в сердце смотрел на фотографию, выведенную на главный экран, – во время Великой Отечественной войны спас целый город, взорвав летевший туда фашистский самолёт. Он оставил после себя двоих детей, безутешную вдову и тысячи жизней людей, проснувшихся тем утром целыми и невредимыми. Теперь у них много потомков, и все они обязаны жизнью тому, кто бесстрашно направил свой самолёт на самолёт врага и не испугался смерти.

«Птица» продолжала обстрел, и Чехов не знал – чувствовал, что щитам осталось недолго. Он изучил этот корабль, эти системы как самого себя, он доверял им – и ещё одному человеку, жизнь которого также находилась сейчас в его руках.

«До самоуничтожения двадцать… Девятнадцать…»

«Аудиозапись доставлена».

Хорошо. Теперь можно.

– Передайте Леонарду… – Чехов рвано вздохнул, ища в себе мужество договорить, и закончил фразу: – Передайте ему, что вечную любовь тоже придумали в России.

Кирк попытался что-то сказать, но Павел уже не слушал – он ненавидяще смотрел на «хищную птицу». Корабли Звёздного флота прибудут через час, основной флот клингонов находится намного дальше, чем они, и, если «Энтерпрайз» спасётся сейчас, то его вскоре заберут в безопасное место. Но щиты дрожали, опадая, и надо было действовать быстро.

«Десять… Девять…»

Чехов вдавил в панель клавишу «Вперёд» до упора и прошептал, глядя на стремительно приближающуюся тень корабля клингонов:

– Прощай, Lyonya…

«Один… Ноль…»

Взрыв маленького шаттла сам по себе не опасен, если только он не произошёл рядом с отделением, где находится отсек с веществом и антивеществом. От «хищной птицы» остались лишь обломки да звёздная пыль.

От энсина Павла Андреевича Чехова не осталось и этого.

***


Т’Пол умолкла, но так и стояла, держа Леонарда за плечо. Он уткнулся в её ноги, обессиленно поникнув, и просто сидел. Слёзы кончились, но боль, тупая, рвущая душу на безобразные клочья, осталась.

– Он спас твою жизнь, как Трип когда-то спас мою, как Джордж Кирк спас жизнь своей жены Вайноны и сына Джеймса, – голос Т’Пол слегка дрожал. – Люди имеют совершенно нелогичную склонность к самопожертвованию. Но именно это и подкупает.

Что-то капнуло ему на голову, и Леонард поднял взгляд. По морщинистому лицу Т’Пол катились слёзы – благодарные слёзы любящей женщины, которая никогда не забывала мужчину, к которому приходила сюда. И они были так знакомы Леонарду…

– Пойдёмте, – Маккой поднялся, не отряхиваясь, и подал руку вулканке, которую невыносимое горе состарило намного раньше обычных биологических сроков, – навестим коммандера Такера.

Т’Пол улыбнулась ему – сердце защемило от материнской нежности в этой улыбке – и покорно двинулась вместе с ним сквозь ряды героически отданных жизней, застывших здесь в камне навечно, примером и памятью для потомков.

В уголке самой старой части кладбища было простое надгробие с выгравированной на нём эмблемой «Энтерпрайз NX-01». Под ней значилось: «Чарльз Такер III, незаменим и незабвенен».

– Здравствуй, Трип, – прошептала Т'Пол, шагнув к надгробию, и ласково огладила дрожащей рукой шершавый тёплый камень.

***


– Никогда не думал, что вулканцы могут быть такими чувственными, – у Трипа был вид человека, пробежавшего многокилометровый марафон. По сути своей, так оно и было.

– Нелогично предполагать что-то, что невозможно доказать эмпирически, – привычно ответила Т’Пол тоном заправской зануды, впрочем, уютно устраиваясь на горячем обнажённом Такере. – Вулканки могут проявлять ответные чувства к партнёру по связи довольно убедительно.

Трип хохотнул, и Т’Пол улыбнулась уголками губ – шутить она училась у лучшего из мастеров.

– Ты ж мой маленький зелёный кактус, – любяще заявил Такер, покрепче обнимая Т’Пол, которая предсказуемо начала ёрзать на нём.

– Я не зелёная! – прошипела она, чувствуя, как к щекам приливает кровь: только одно существо во вселенной могло знать её слабости.

– То есть против кактуса ты ничего не имеешь, – обезоруживающе улыбнулся Трип и начал покрывать поцелуями лицо и шею Т’Пол, но, в отличие от предыдущего вечера, медленнее и вдумчивее.

Т’Пол наслаждалась этой лаской, подключив все свои чувства к этому занятию, как вдруг Трип прервался. Это заставило её открыть глаза.

Трип смотрел на неё так, как на фотографию своей погибшей сестры, только в его взгляде место боли занимала всепоглощающая нежность.

– Я люблю тебя, моя умная маленькая вулканка, – прошептал он без тени иронии в голосе, и на миг у Т’Пол в боку сердце перестало отстукивать минуты. Она как-то неожиданно осознала конечность, хрупкость этого бесценного мгновения. Её любимый человек находился рядом, говорил с ней о своих чувствах… Он у неё был. Но это ведь не навсегда…

И осознание последнего факта, эмоции, сопровождающие его, заставили Т’Пол совершить самый нелогичный в своей жизни поступок.

Она прижалась к груди Трипа и расплакалась от счастья.

@темы: почеркушечки, Star Trek, ЭНСИН ЧЕХОВ, ПАВЕЛ АНДРЕЕВИЧ, СЭР, Dear, I'm Trekky-bitch!, Кощей стартрековского разлива - Леонард "Боунс" Маккой, Вот Так Фтука!

---

Начинаю тащить своё добро

Название: Feelings
Канон: Enterprise (ENT)
Размер: драббл, 607 слов
Пейринг/Персонажи: Чарльз "Трип" Такер III/Т'Пол
Категория: гет
Жанр: ангст
Рейтинг: G — PG-13
Предупреждения: в рамках событий серии 3-16 Doctor's Orders.
Примечание: крохотное АУ: Т'Пол не была введена в медицинскую кому, а осталась с доктором Флоксом.

«Я постоянно думаю о вас».

На лбу у Трипа ни одной морщинки — всё разгладил выключивший неокортекс медицинский сон. Такер глубоко и размеренно дышит, лёжа на кровати так, будто стоит перед капитаном Арчером — совершенно не человеческая поза, люди спят по-другому. Это поза вулканца.

Т’Пол несмело присаживается рядом. Ей хочется многого сейчас: заговорить с Трипом, лечь рядом и глубоко вдохнуть в себя его запах — человеческий, ранее невыносимый, но теперь, когда уже притерпелось, такой приятный и мужественный. Отец Т’Пол пах по-другому, как вулканец, но нотки того аромата абсолютной защищённости — вот же они, искорками детства оседают на её обонятельных рецепторах.

«Чувство, которое никак не даёт мне покоя... Моё или его?»

Как странно... Т’Пол не верила в эмоциональность вулканцев до того самого момента, когда в непонятно откуда взявшемся порыве подошла к оправдывавшемуся за свой уход Симу — как по-человечески с его стороны идти на смерть и уговаривать других не беспокоиться — и поцеловала его. Её внутренний мир коллапсировал в этот миг — и из его пепла вырос новый, наполненный чувствами, главным из которых была любовь — и Т’Пол тут же поняла, почему люди никогда не переставали писать о ней.

В тот день, когда капсула с телом Сима покинула «Энтерпрайз» навсегда, Т’Пол не могла найти себе места. В боку надсадно тянуло — сердце было неспокойно.

«Признайтесь — вы немного ревнуете».

Такер видел её насквозь. Так бывает, если слишком близко узнаёшь человека. Она тоже, казалось, за мгновение могла проникнуть к нему в подкорку и прочесть его мысли, но старалась не пользоваться этим пугающим даром. А у человека инстинкт самосохранения отсутствовал — читать Т’Пол как книгу Трипу явно нравилось. Он не боялся провоцировать её на эмоциональные реакции и наслаждался каждым мимолётным их проявлением.

Она слишком поздно прочла его — к тому моменту сердце Такера было отдано ей безвозвратно. В тот вечер, наполненный запахом ароматических свечей, расслабленная Т’Пол плыла по спокойному потоку своих ощущений, её кожа плавилась, словно лёд на вершинах гор под весенним солнцем, под его почему-то обжигающе горячими пальцамии... Т'Пол впервые забылась в атмосфере сладостного томления. Вулканская логика отказала ей, оставила на попечение нелогичной, так похожей на человеческую части её личности. И в тот момент, когда сладко ноющее чувство нужды в Трипе здесь и сейчас, ближе к ней, достигло своего максимума, она просто взяла то, что так неприкрыто ей предлагали. Взяла физическую любовь, не подумав о последствиях и о том, что ей придётся потом с этим жить. С любовью совершенно другого рода, сильной, яркой и искренней, которую она забрала вместе с «примитивным удовлетворением животных инстинктов», как Т’Пол объясняла сама себе свой порыв. До чего же она лицемерна.

«Буду признателен, если это останется между нами. А лучше вообще забыть об этом».

Его ласковые ладони, скользящие по её коже. Его страстные поцелуи — везде, на каждом изгибе её тела. Его потрясающие стоны, когда они сливались в едином на двоих безумии, посреди космоса, готовящегося к войне... Как стереть это всё из памяти?

А Трип готов был попытаться. Она причинила ему боль, и он закономерно хотел убить в себе любой намёк на чувства вообще, чтобы забыть её. А Т’Пол не могла...

Коммуникатор внутренней связи вызвал её, и доктор Флокс немного нервно поинтересовался, что она делает в инженерном отсеке. Вопрос был неожиданным и нелогичным - она-то знала, что не была там. Однако рассказывать о реальном местонахождении не хотелось, и Т'Пол солгала, что она сейчас на мостике. У Флокса, наверное, начались защитные галлюцинации - вся команда была погружена в медицинскую кому во избежание необратимых повреждений нервной системы под воздействием области Пространства, которую они сейчас проходили. Только Флокс и Т'Пол остались бодрствующими, а денобулане, как известно, зависимы от большого количества живых существ вокруг. Наверняка на него негативно повлияло одиночество, и необходимо было составить ему компанию. Т'Пол повернулась, чтобы уйти...

... Но подошла к кровати, на которой мирно спал Трип, наклонилась и на мгновение прикоснулась губами к его губам, а потом быстро покинула его каюту.

И когда за ней закрылась дверь, губы Такера дрогнули и растянулись в блаженной улыбке, хотя доктор Флокс никогда бы не поверил в возможность этого.

@темы: почеркушечки, Бесконечное безобразие в различных комбинациях, Мой ТруЪ-Энтерпрайз, Т'Пол - систер оф стайл, Такер - МАМА Я ВЛЮБИЛАСЬ В НЕГО, Трип Такер - наше всё!

---

ЕСЛИ Я ДУМАЛА, ЧТО ЗНАЮ ДНО, ТО НЕТ
Я ТОЛЬКО ЧТО ПРОБИЛА СОБОЙ ОЧЕРЕДНОЙ УРОВЕНЬ ДНА
СССУКА
КАК НЕ НАПИСАТЬ В КОМАНДУ ФУРРЕЙ МАЙКЛА ФАЗЗБЕНДЕРА, КОТОРЫЙ НЯШНЫЙ ЕНОТИК
ГОРШОЧЕК, НЕ ВАРИ

@темы: я упрт, трибблятство, ангелоподобные британские мужи, от человека до фурриёба один Зверополис (с), Фасси - человек и мешок с котятами